«Рассказ о ткаче и фокуснике»

Дошло до меня, о царь, что у одного человека была обезьяна, а этот человек был вор. И когда он приходил на какой-нибудь рынок в том городе, где он жил, то не уходил оттуда без большой наживы. И случилось так, что однажды он увидел человека, который нес скроенные платья, чтобы продать их. И этот человек стал выкликать платья на рынке, но никто не приценялся к ним, и всякий раз, как он предлагал их кому-нибудь, их неизменно отказывались купить.

И случилось так, что вор, у которого была обезьяна, увидел человека со скроенными платьями, а тот завернул их в кусок полотна и присел отдохнуть от усталости. И обезьяна стала играть перед ним, пока он не отвлекся, смотря на нее, и вор утащил у него узел с материей, а потом он взял обезьяну и пошел в пустынное место и, развязав узел, увидал там эти скроенные платья.

Он завязал эти платья в дорогое полотно и пошел на другой рынок и предложил на продажу полотно и то, что в нем было, поставив условием, чтобы его не развязывали. Он соблазнял людей малой ценой за этот узел, и один человек увидел его, и узел ему понравился из-за его ценности.

Он купил узел с таким условием и ушел с ним домой, полагая, что купил удачно, и когда его жена увидела узел, она спросила его: "Что это?" - и он ответил: "Это дорогая вещь, которую я купил ниже ее цены, чтобы продать ее и взять за нее прибыль". - "О ты, обманутый, - сказала ему жена, - разве такую вещь продают за меньшую цену, если она не краденая? Не знаешь ты разве, что тот, кто покупает вещь, не видя ее, делает ошибку и становится подобен ткачу".

"А какова история ткача?" - спросил ее муж, и она сказала: "Дошло до меня, что в одном селении был ткач, и он работал, но добывал пищу лишь с трудом.

И случилось, что один богатый человек, живший поблизости от его селения, устроил пир и позвал людей, и ткач тоже пришел. И он увидел, что людям, одетым в мягкие одежды, предлагают роскошные кушанья, и хозяин дома даже величает их, видя, как они хорошо одеты. И тогда ткач сказал себе: "Если бы я променял свое ремесло на другое, более легкое по работе, более высокое по степени и с большей оплатой, я бы наверное собрал большие деньги и купил бы роскошные одежды, чтобы возвысить мой сан я стать великим в глазах людей, и сделаться таким, как эти люди".

И потом ткач увидел, как какой-то фокусник из забавников, присутствовавших на пиру, поднялся и влез на высокую стену, уходящую ввысь, а затем кинулся оттуда на землю м стад на ноги. Я тут ткач сказал себе: "Обязательно сделаю то, что сделал этот, и не буду слаб для этого!"

И он поднялся и влез на стену и бросился оттуда и, достигнув земли, сломал себе шею и тотчас же умер.

Я рассказала тебе об этом лишь для того, чтобы ты клал свою еду той стороной, которую ты знаешь и узнал вполне, и чтобы тебя не взяла жадность, и ты бы не захотел того, что не по тебе".

И муж отвечал ей: "Не всякий, кто знает, спасется своими знаниями, и не всякий невежда гибнет от невежества. Я видывал, как змеелова, сведущего в змеях и знающего о них, иногда жалит змея и убивает, но справляется с нею тот, кто не знает о них я не сведущ в их повадках".

И он не согласился с женою и купил эти вещи и стал придерживаться этого обычая, и докупал у воров за бесценок, пока не попал в подозрение и не погиб от этого.

Отредактировано Shahra (2009-03-07 13:04:13)

«Рассказ второй девушки»

И халиф изумился этому и потом сказал второй женщине: "А ты, каковы причины ударов у тебя на теле?" И она ответила: "О повелитель правоверных, у меня был отец, и он скончался и оставил мне большие деньги, и я прожила после него недолго и вышла замуж За самого счастливого человека своего времени. И я пробыла с ним год, и он умер, и я унаследовала от него восемьдесят тысяч динаров золотом - мою долю по устаповлению закона, - и всех превзошла богатством, и слух обо мне распространился. И я сделала себе десять платьев, каждое платье в тысячу динаров. И когда я сидела в один из дней, вдруг входит ко мне старуха с отвислыми щеками, редкими бровями, выпученными глазами, сломанными зубами, угреватым лицом, гнойными веками, пыльной головой, седеющими волосами, шелудивым телом, качающимся выцветшими красками, и из носу у нее текло, и она была подобна тому, что сказал про нее, сказавший:

Старуха злая! Ей не простится юность,

И милости в день кончины она не встретит.

Ловка она так, что тысячу сможет мулов,

Когда бегут, на нитке привесть тончайшей.

И, войдя ко мне, старуха приветствовала меня и поцеловала передо мной землю, и сказала: "У меня дочь сирота, и сегодня вечером я устраиваю ее свадьбу, и смотрины, а мы чужеземцы в этом городе и никого не знаем из его жителей, и наши сердца разбиты. Приобрети же воздаяние и награду от Аллаха, приди на ее смотрины, чтобы госпожи нашего города, когда услышат, что ты пришла, тоже пришли. Ты этим залечишь ее сердце, так как ее сердце разбито, и у нее нет никого, кроме великого Аллаха". И она заплакала и поцеловала мне ноги и стала говорить такие стихи:

"Приходом своим почтили вы нас.

И это признать должны мы теперь.

Но скроетесь вы - и нам не найти

Преемников вам: замены вам нет".

И меня взяло сострадание и жалость, и я ответила: "Слушаю и повинуюсь!" - и сказала ей: "Я сделаю коечто для твоей дочери с соизволения великого Аллаха и открою ее жениху не иначе, как в моих платьях, украшениях и драгоценностях". И старуха обрадовалась и склонилась к моим ногам, лобызая их, и воскликнула: "Да воздаст тебе Аллах благом и да залечит твое сердце, как ты залечила мое! Но не беспокой себя этой услугой сейчас, о госпожа моя! Соберись к ужину, а я приду и возьму тебя". И она поцеловала мне руки и ушла, а я приготовилась и нарядилась, и вдруг старуха идет и говорит: "О госпожа моя, городские госпожи уже явились, и я рассказала им, что ты придешь, и они обрадовались и ждут тебя и стерегут твой приход". И я поднялась и завернулась в изар и взяла с собою моих девушек и отправилась, и мы пришли в переулок, подметенный и обрызганный, где веял чистый ветерок. Мы подошли к высоким сводчатым воротам с мраморным куполом, крепко построенным на воротах дворца, который встал из земли и зацепился за облака, а на двери были написаны такие стихи:

Я жилище, что строилось для веселья,

Суждено мне весь век служить наслажденью,

Водоем посреди меня полноводный,

Его воды прогонят все огорченья.

Расцветают вокруг меня анемоны,

Розы, мирты, нарцисса цвет и ромашки.

И когда мы подошли к двери, старуха постучала, и нам открыли, и мы вошли и оказались в проходе, устланном коврами, где висели зажженные светильники и стояли рядом свечи, и там были драгоценные камни и самоцветы. И мы прошли по проходу и вышли в помещение, которому не найти равного, и оно было устлано шелковыми подстилками, и увешано зажженными светильниками, и там было два ряда свечей. А на возвышении стояло ложе из можжевельника, выложенное жемчугом и драгоценными камнями, а на ложе был атласный полог с застежками, и не успели мы опомниться, как из полога вышла молодая женщина, и я взглянула на нее, о повелитель правоверных, и вижу - она совершеннее луны в полнолуние, и лоб ее блестит, как сияющее утро, подобно тому, как поэт сказал о ней:

Достойна ты кесарских дворцов и похожа

На скромниц, что во дворце Хосроев живет.

Румяных ланит своих являешь ты знаменья,

О, прелесть тех дивных щек, как кровь змеи алых!

О гибкая, сонная, с глазами столь томными!

Красою и прелестью ты всей обладаешь!

И кажется, прядь волос твоих на челе твоем

Ночь горя, сошедшая на день наслажденья.

И женщина спустилась с ложа и сказала мне: "Добро пожаловать, приют и простор дорогой и почтенной сестре, тысячу раз добро пожаловать! - и произнесла такие стихи:

Коль ведать бы мог наш дом, кто ныне вошел в него,

Он рад бы и счастлив был и ног лобызать бы след.

Сказал бы язык его тогда и воскликнул бы:

"Приют и уют всем тем, кто щедр был и милостив".

Потом она села и сказала мне: "О сестрица, у меня есть брат, и он увидал тебя на какой-то свадьбе или на празднике (а он юноша красивее меня), и его сердце полюбило тебя сильной любовью, так как ты обладаешь наиполнейшей долей совершенств и достоинств, и он прослышал, что ты госпожа твоего рода, а он также глава своего рода, и ему захотелось свить твою веревку со своею. Он пошел на эту хитрость, чтобы я встретилась с тобою, и он желает взять тебя в жены по обычаю, установленному Аллахом и его посланником, а в дозволенном нет срама". И, услышав ее слова, я увидела, что попалась в этом доме, и ответила женщине: "Слушаю и повинуюсь!"

Тогда она обрадовалась и захлопала в ладоши, и открылась дверь, и вошел юноша, прекрасный молодостью, в чистых одеждах, стройный станом, красивый, блистающий и совершенный, нежный и изящный, с бровью, как лик стрелка, и глазами, похищающими сердца дозволенными чарами, как сказал о нем поэт:

Своим ликом как лик луны он сияет,

Следы счастья блестят на нем, словно жемчуг.

А также достойны Аллаха слова сказавшего:

Явился он, о прекрасный, хвала творцу!

Преславен тот, кем он создан столь стройным был!

Все прелести он присвоил один себе

И всех людей красотою ума лишил,

Начертано красотою вдоль щек его:

Свидетель я - нет красавца, опричь его!

И когда я на него посмотрела, мое сердце склонилось к нему, и я полюбила его, и он сел около меня, и мы немного поговорили, а потом женщина захлопала второй раз, и вдруг открылся чуланчик и из него вышел судья и четыре свидетеля, и они поздоровались и сели, и я написала мою брачную запись с юношей, и они ушли. И тогда юноша обратился ко мне и сказал: "Благословенный вечер!" - а потом он добавил: "О госпожа моя, я поставлю тебе условие". - "О господин мой, а что это за условие?" - спросила я. И он поднялся и принес мне список Корана и сказал: "Поклянись, что ты ни на кого не взглянешь, кроме меня, и не будешь ни к кому иметь склонности!" И я поклялась в этом и юноша очень обрадовался и обнял меня, и любовь к нему целиком охватила мое сердце. И нам подали накрытую скатерть, и мы ели и пили, пока не насытились, и пришла ночь, и юноша взял меня и лег со мною на постель, и мы провели ночь до утра в поцелуях и объятиях.

Мы прожили гак в радости и наслаждении месяц, а через месяц я попросилась у него пойти на рынок и купить кое-что из тканей, и он разрешил мне пойти, и я завернулась в изар и взяла с собою ту старуху и девушку и пошла на рынок. И я села возле лавки молодого купце, которого знала старуха, и она сказала мне: "Это молодой мальчик; у него умер отец и оставил ему много денег, и у него есть разные товары, и что ты ни спросишь, все у него найдешь. Ни у кого на рынке нет тканей лучше, чем у него". Потом она сказала ему: "Подай самые дорогие ткани, какие у тебя есть для этой госпожи", - и он ответил: "Слушаю и повинуюсь!" И старуха принялась его расхваливать, а я сказала: "Нам нет нужды в похвалах ему: мы хотим взять у него то, что нам нужно, и возвратиться в наше жилище. Подай нам то, что мы требовали, а мы выложим ему деньги". Но купец отказался чтолибо взять и сказал: "Это вам сегодня принадлежит, как моим гостям". "Если он не возьмет денег, отдай ему его материи", - сказала старуха, но купец воскликнул: "Клянусь Аллахом, я ничего не возьму от тебя! Все это мой подарок за один поцелуй. Он для меня лучше всего, что в моей лавке". И старуха промолвила: "Что тебе пользы от поцелуя? - а потом сказала: Ты слышала, дочь моя, что сказал юноша? С тобой ничего не случится, если он получит от тебя поцелуй, а ты заберешь то, что искала". - "Не Знаешь разве ты, что я дала клятву?" - ответила я, но старуха сказала: "Дай ему тебя поцеловать, а сама молчи; ты не будешь ни в чем виновата и возьмешь эти деньги".

Она до тех пор расписывала мне это дело, пока я не согласилась. А потом я закрыла глаза и прикрылась от людей концом изара, а юноша приложил под изаром рот к моей щеке и, целуя меня, сильно меня укусил, так что вырвал у меня на щеке кусок мяса, и я лишилась чувств. И старуха положила меня к себе на колени, и, когда я пришла в себя, я увидела, что лавка заперта, а старуха проявляет печаль и говорит: "Аллах пусть отвратит худшее!" Потом она сказала мне: "Пойдем домой, укрепи свою душу, чтоб не быть опозоренной, а когда придешь домой, ложись и притворись, что заболела, и накинь на себя покрывало, а я принесу тебе лекарство, и ты вылечишь этот укус и скоро выздоровеешь".

Через некоторое время я поднялась, будучи в крайнем раздумье, и меня охватил сильнейший страх, и я пошла и мало-помалу дошла до своего дома и прикинулась больной.

И когда наступила ночь, вдруг входит мой муж и говорит: "Что с тобой случилось в эту прогулку, о госпожа моя?" - "Я нездорова, у меня болит голова", - сказала я, и он посмотрел на меня и зажег свечу и приблизился ко мне и спросил: "Что это за рана у тебя на щеке, да еще на мягком месте?" И я отвечала: "Когда я отпросилась и пошла сегодня купить тканей, меня прижал верблюд вязанкой дров, и она разорвала мне покрывало и, как видишь, поранило мне щеку; ведь дороги в этом городе узкие". - "Завтра я пойду к правителю и скажу, чтобы он повесил всех дровосеков в городе!"воскликнул мой муж. А я сказала: "Ради Аллаха, не бери на себя греха за когонибудь! Я ехала на осле, он споткнулся, и я упала на Землю и налетела на кусок дерева и ободрала щеку и поранила себя". - "Завтра я увижу Джафара Бармакида и расскажу ему эту историю, и он убьет всех ослятников в этом городе", - воскликнул мой муж. А я сказала: "Ты хочешь всех погубить из-за меня, но то, что со мной случилось, было суждено и предопределено Аллахом". - "Это неизбежно должно быть!" - вскричал он, и был настойчив и поднялся на ноги, и я рассердилась и грубо заговорила с ним.

Тогда, о повелитель правоверных, он все понял и сказал: "Ты нарушила клятву!" И он издал громкий крик, и дверь распахнулась, и вошли семь черных рабов, и мой муж приказал им, и они стащили меня с постели и бросили посреди дома. И одному рабу муж велел взять меня за плечи и сесть в головах, и другому сесть мне на колени и схватить меня за ноги, а третий подошел с мечом в руках и сказал ему: "О господин мой, я ударю ее мечом и разрежу пополам, и каждый возьмет по куску и бросит в реку Тигр, чтобы ее съели рыбы. Таково воздаяние тем, кто неверен клятвам любви!" И гнев моего мужа еще усилился, и он произнес такие стихи:

"Коль буду делить любовь любимого с кем-нибудь,

Я душу любви лишу, хотя я погиб в тоске.

И ей, о другая, скажу: "Умри благородною!

Нет блага в любви, когда ты делишь с другим ее".

Потом он сказал рабу: "Ударь ее, о Сад", - и когда раб услышал это, он сел на меня и сказал: "О госпожа, произнеси исповедание веры и скажи нам, какие есть у тебя желания; сейчас конец твоей жизни". И я сказала ему: "О добрый раб, дай мне ненадолго сроку, чтобы завещать тебе", - и подняла голову и посмотрела, в каком я состоянии и в каком унижении после величия, и мои слезы побежали, и я горько заплакала, и мой муж посмотрел на меня взором гнева и произнес:

"Гой скажи, что пресыщена и жестока,

Кто избрала других в любви, нам в замену:

"Ты наскучила раньше нам, чем тебе мы,

И довольно того уж с нас, что случилось".

И услышав это, о повелитель правоверных, я заплакала и посмотрела на него и произнесла такие стихи:

"Решили расстаться вы с любовью моей, и вот

Сидите спокойно вы, глаза мои сна лишив.

Связали вы дружбою мой глаз и бессонницу,

Без вас не утешится душа и не скрыть мне слез.

Ведь вы обещали мне, что верными будете,

Но, лишь овладев душой моей, обманули вы.

Ребенком влюбилась я, не зная любви еще,

Так дайте же жить вы мне - теперь научилась я.

Аллахом прошу, когда умру я, на гробовой

Доске напишите вы: "Здесь тело влюбленной".

Быть может, тоскующий, познавший любви печаль,

Пройде г близ могилы той и жалость почувствует".

И, окончив говорить, я заплакала, а мой муж, услышав это и видя, что я плачу, еще больше разгневался и произнес:

"Любимого бросил я не от пресыщения

Напротив, свершил он грех, приведший к разлуке пас.

В любви пожелал придать он мне сотоварища.

А вера души моей не знает товарищей".

Когда же он окончил эти стихи, я стала плакать и умолять его и сказала про себя: "Обману его словами: может быть, он избавит меня от смерти, хотя бы даже взял все, что я имею". И я пожаловалась ему на то, что чувствую, и произнесла такие стихи:

"Когда б справедлив ты был, клянусь, не убил бы ты

Меня, по разлуки суд всегда ведь пристрастен.

Заставил меня нести ты бремя любви, но я

Слаба и бессильна так, что платье ношу едва.

И я не тому дивлюсь, что гибну, - дивлюсь тому,

Как тело мое узнать возможно, когда вас нет".

И окончив эти стихи, я заплакала, а мой муж посмотрел на меня, и стал кричать и ругать меня, и произнес такие стихи:

"От нас отвлеклись совсем, сдружившись с другими, вы

И явно нас бросили - не так поступили мы.

Но вот мы оставим вас, как вы нас оставили,

И будем терпеть без вас, терпели как вы без нас.

Займемся другими мы, раз вы занялись другим,

Но связи разрыв мы вам припишем, никак не нам".

И, окончив свои стихи, он закричал на раба и сказал ему: "Разруби ее пополам и избавь нас от нее: нам нет в ней никакого проку". И пока мы спорили стихами, о повелитель правоверных (а я была убеждена, что умру, и отчаялась остаться в живых и вручила свое дело Аллаху великому), вдруг вошла та старуха и бросилась в ноги юноше и поцеловала их и заплакала и сказала: "О дитя мое, ради того, что я тебя воспитала и ходила за тобой, прости эту женщину! Она не совершила проступка, который требовал бы всего этою! А ты - человек молодой, я боюсь за тебя, если ты совершишь против нее грех; ведь сказано: всякий убийца будет убит. И что такое эта грязная женщина? Оставь ее и выкинь из ума и сердца". И она заплакала и до тех пор приставала к нему, пока он не согласился и не сказал: "Я прощаю ее, но я непременно должен оставить след, который был бы виден па ней всю остальную ее жизнь".

Он приказал рабам, и они потащили меня и положили в растяжку, предварительно сняв с меня одежды, и сели на меня, а потом юноша поднялся и принес ветку айвы я стал наносить мне ею удары по телу, и до тех пар бил меня по спине и бокам, пока я не лишилась сознания от сильных ударов и не отчаялась остаться живой. Он велел рабам, когда наступила ночь, унести меня и взять с собою старуху, которая проведет их к моему дому, и бросить меня в тот дом, где я жила раньше. И рабы сделали так, как приказал им их господин, и кинули меня в моем доме и ушли, а я пробыла без сознания, пока не засияло утро.

И стала я осторожно лечить себя мазями и лекарствами и вылечила свое тело, но ребра у меня остались точно побитые плетью, как ты видишь. И я пролежала больная и брошенная на постель, леча себя в продолжение четырех месяцев, пока не очнулась и не поправилась. Я пошла к тому дому, где со мной все это случилось, и оказалось, что он развалился, а переулок я нашла разрушенным от начала до конца, и дом стал куче мусора, и я не знала, что случилось. И я пришла к моей сестре, вот этой, что от моего отца, и нашла у нее этих двух черных собак, и я приветствовала ее и рассказала, что со мной произошло, и все, что случилось, и она сказала мне: "О сестрица, кто же спасся от превратностей судьбы? Слава Аллаху, что дело окончилось спасением". И она произнесла:

"Всегда такова судьба - так будь терпеливым к ней,

Когда пострадаешь ты в деньгах иль в делах любви".

Потом она рассказала мне о себе и о том, что у нее случилось с двумя ее сестрами и чем это для нее кончилось, и я стала жить с нею. А затем к нам присоединилась эта женщина, закупщица, и она каждый день выходит и покупает нам те припасы, которые нам нужны на день и на вечер, и мы пробыли в таком положении до той самой ночи, что миновала. И наша сестра вышла, по обычаю, кое-что нам купить, и с нами случилось то, что случилось благодаря приходу носильщика и этих трех календеров. Мы поговорили с ними и ввели их к нам и оказали им уважение, и когда прошла лишь небольшая часть ночи, мы встретили трех почтенных купцов из Мосула, и они рассказали нам свою историю, и мы поговорили с ними и поставили им условие, а они нас ослушались. Но мы хороню отнеслись к ним и расспросили их, что с ними случилось, и они рассказали нам свою историю, и мы их простили, и они ушли от нас. А сегодня мы не успели опомниться, как уже оказались перед тобой. Вот наша история".

И халиф удивился этому рассказу и велел его записать и хранить его в сокровищнице..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Девятнадцатая ночь

Когда же настала девятнадцатая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что халиф приказал записать рту историю в канцеляриях и хранить ее в казне государства, а потом он сказал первой женщине: "Есть ли у тебя сведения об ифритке, которая заколдовала твоих сестер?" - "О повелитель правоверных, - отвечала женщина, - она дала мне несколько своих волос и сказала: "Когда ты захочешь, чтобы я явилась, сожги из этих волос один волосок, и я быстро явлюсь к тебе, даже если бы я была за горой Каф". - "Принеси мне волосы", - сказал халиф.

И женщина принесла их, и халиф сжег волосок, и все услышали гуденье и треск, и вдруг появилась та джинния, а она была мусульманка. И она сказала: "Мир тебе, о преемник Аллаха!" И халиф отвечал: "И с вами мир и милость Аллаха и благословение его?" А джинния сказала: "Знай, что эта женщина оказала мне милость, и я не могу ей воздать за нее. Она спасла меня от смерти и убила моего врага, а я увидала, что с ней сделали ее сестры, и сочла нужным отомстить им и заколдовала их в собак, после того как я хотела убить их, но побоялась, что эго будет ей тяжело. А теперь, если тебе хочется освободить их, о повелитель правоверных, я их освобожу, в уважение тебе и ей, - я ведь принадлежу к мусульманам". - "Освободи же их, - сказал халиф, - а потом мы примемся за дело этой избитой женщины и расследуем ее историю, и если мне станет ясно, что она сказала правду, я отомщу за нее тому, кто ее обидел". И ифритка сказала: "О повели гель правоверных, вот я освобожу их и укажу тебе, кто совершил это и обидел ее и взял ее деньги. Это самый близкий тебе человек".

Потом ифритка взяла чашку воды и произнесла над ней заклинания и проговорила слова, которых нельзя понять, а затем брызнула в морду собакам и сказала: "Вернитесь в ваш первоначальный человеческий образ" - и они снова приняли тот образ, который имели. И после этого ифритка сказала: "О повелитель правоверных, тот, кто побил эту женщину, - твой сын аль-Амин, брат аль-Мамуна[39]. Он услыхал об ее красоте и прелести, и, расставив ей ловушку, взял ее в жены дозволенным образом. На нем нет вины, что он ее побил; он поставил ей условие и взял с нее великие клятвы, что она ничего не сделает, и он думал, что она нарушила клятву, и хотел ее умертвить, но убоялся великого Аллаха и избил ее этими ударами и вернул ее на ее место. И такова история второй девушки, а Аллах лучше знает".

И, услышав слова ифритки и узнав о причине избиения женщины, халиф пришел в полное удивление и воскликнул: "Да будет прославлен Аллах высокий, великий, который ниспослал мне это и освободил этих двух девушек от колдовства и мучения и даровал мне историю этой женщины! Клянусь Аллахом, я совершу дело, которое будет после меня записано!"

Он позвал к себе своего сына аль-Амина и спросил его об истории второй женщины, и аль-Амин рассказал ему все. А после этого халиф призвал судей и свидетелей и велел привести трех календеров и первую женщину и со двух сестер, тех, что были заколдованы, и выдал всех трех замуж за трех календеров, которые рассказывали, что они сыновья царей, и сделал их своими придворными, и дал им все, в чем они нуждались, и назначил им жалованье и поселил их в Багдадском дворце. А побитую женщину он вернул своему сыну аль-Амину, и возобновил его брачную запись с нею, и дал ей много денег, приказав отстроить тот дом еще лучше, чем он был. И халиф женился на закупщице и проспал с нею ночь, а наутро отвел ей помещение и невольниц, чтобы прислуживать ей, и назначил ей помесячные выдачи и предоставил ей жилище среди своих наложниц. Народ дивился великодушию халифа, кротости его души и его мудрости, и после того халиф приказал записать все их истории".

И Дуньязада сказала своей сестре Шахразаде: "О сестрица, клянусь Аллахом, это хорошая и красивая сказка, равной которой никогда не было слыхано, но расскажи мне другую историю, чтобы мы могли провести остаток этой бессонной ночи". - "С любовью и охотой, если позволит мне царь!" ответила Шахразада, и царь воскликнул: "Рассказывай свою историю и поторапливайся!"

«Рассказ об Ибрахиме Мосульском и дьяволе»

Рассказывают также, что Абу-Исхак-Ибрахим Мосульский рассказывал и сказал: "Я попросил ар-Рашида подарить мне какой-нибудь день, чтобы я мог уединиться с моими родными и друзьями, и он позволил мне это в день субботы. И я пришел домой и стал приготовлять себе кушанья и напитки и то, что мне было нужно, и приказал привратникам запереть (ворота и никому не позволять ко мне войти. И когда я находился в зале, окруженный женщинами, вдруг вошел ко мне старец, внушающий почтение и красивый, в белых одеждах и мягкой рубахе, с тайлесаном на голове. В ручках у него был посох с серебряной рукояткой, и от него веяло запахом благовоний, который наполнил помещения и проход. И охватил меня великий гнев оттого, что этот старен вошел ко мне, и я решил прогнать привратников, а старец приветствовал меня наилучшим приветствием, и я ответил ему и велел ему сесть. И он сел и стал со мной беседовать, ведя речь об арабах пустыни и их стихах. И исчез бывший во мне гнев, и я подумал, что слуги хотели доставить мне радость, впустив ко мне подобного человека, так как он был образован я остроумен. "Не угодно ли тебе поесть?" - спросил я старца, и он сказал: "Нет мне в этом нужды". И тогда я опросил: "А попить?" И старец молвил: "Это пусть будет по-твоему".

И я выпил ритль и дал ему выпить столько же, и затем он сказал мне: "О Абу-Исхак, не хочешь ли ты чтонибудь мне спеть - мы послушаем твое искусство, в котором ты превзошел и простого и избранного".

И слова старца разгневали меня, но потом я облегчил для себя это дело и, взяв лютню, ударил по ней и запел. И старец сказал: "Прекрасно, о Абу-Исхак!"

И тогда, - говорил Ибрахим, - я стал еще более гневен и подумал: "Он не удовлетворился тем, что вошел ко мне без позволения, и пристает с просьбами, но назвал меня по имени, не зная, как ко мне обратиться".

"Не хочешь ли ты прибавить еще, а мы с тобой потягаемся?" - сказал потом старец. И я стерпел эту тяготу и, взяв лютню, запел, и был внимателен при пении и проявил заботливость, так как старец сказал: "А мы с тобой потягаемся..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Шестьсот восемьдесят восьмая ночь

Когда же настала шестьсот восемьдесят восьмая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что старец сказал АбуИсхаку: "Не хочешь ли ты прибавить еще, а мы с тобой помочь "И я стерпел эту тяготу, говорил Абу-Исхак, - и, взяв лютню, запел и был внимателен при пении и проявил полную заботливость, так как старец сказал: "А мы с тобой потягаемся". И старец пришел в восторг и воскликнул: "Прекрасно, о господин мой! И затем он спросил: "Позволишь ля ты мне петь?" И я ответил ему: "Твое дело!" И счел, что он слаб умом, если будет петь в моем присутствии после того, что услышал от меня. Старец взял лютни и стал ее настраивать, и, клянусь Аллахом, мне представилось, что лютня говорит ясным арабским языком, прекрасным, жеманным голосом! И старец начал петь такие стихи:

"Вся печень изранена моя, - кто бы продал мне

Другую, здоровую, в обмен, без болячек?

Но все отказались люди печень мою купить

Никто за здоровое не купит больное.

Стенаю я от тоски, в груди поселившейся,

Как стонет давящийся, вином заболевший".

И клянусь Аллахом, - говорил Абу-Исхак, - я подумал, что двери и стены и все, что есть в доме, отвечает ему и поет с ним, так прекрасен был его голос, и мне казалось даже, что я слышу, как мои члены и одежда отвечают ему. И я сидел, оторопев, и не был в состоянии ни говорить, ни двигаться из-за того, что вошло ко мне в сердце, а старец запел такие стихи:

"О голуби аль-Лива [570], вернитесь хоть раз ко мне

По вашим я голосам тоскую безмерно!

Вернулись они к ветвям, едва не убив меня,

И им не открыл едва я все свои тайны.

И криком зовут они ушедшего, словно бы

Вина напились они и им одержимы.

Не видел мой глаз вовек голубок, подобных им,

Хоть плачут, но из их глаз слеза не струится.

И он пропел еще такие стихи:

"О Неджда зефир, когда подуешь из Неджда ты,

Твое дуновение тоски мне прибавит лишь.

Голубка проворковала в утренний светлый час

В ветвях переплетшихся лавровых и ивовых.

И плачет в тоске она, как маленькое дитя,

Являя тоску и страсть, которых не ведал я.

Они говорят, что милый, если приблизится,

Наскучит, и отдаленность лечит от страсти нас.

Лечились по-всякому, и не исцелились мы.

Но близость жилищ все ж лучше, чем отдаление,

Хоть близость жилищ не может быть нам полезною,

Коль тот, кто любим тобой, не знает к тебе любви".

И потом старец сказал: "О Ибрахим, спой напев, который ты услышал, и придерживайся этого способа в своем пении, и научи ему твоих невольниц". - "Повтори напев", - сказал я. Но старец молвил: "Ты не нуждаешься в повторении, ты уже схватил его и покончил с ним".

И потом он исчез передо мной, и я удивился и, взяв меч, вытащил его и побежал к дверям гарема, но увидел, что они заперты. И я спросил невольниц: "Что вы слышали?" И они сказали: "Мы слышали самое лучшее и самое прекрасное пение".

И тогда я вышел в недоумении к воротам дома и, увидев, что они заперты, спросил привратников про старца, и они сказали: "Какой старец? Клянемся Аллахом, к тебе не входил сегодня никто".

И я вернулся, обдумывая это дело, и вдруг кто-то невидимо заговорил из угла комнаты и сказал: "Не беда, о Абу-Исхак, я - Абу-Мурра [571], и я был сегодня твоим собутыльником. Не пугайся же!"

И я поехал к ар-Рашиду и рассказал ему эту историю, и ар-Рашид сказал: "Повтори напевы, которым ты научился от него". И я взял лютню и стал играть, и вдруг оказывается, напевы крепко утвердились у меня в груди.

И ар-Рашид пришел от них в восторг и стал пить под них, хотя и не увлекался вином, и говорил: "О, если бы он дал один день насладиться собою, как дал насладиться тебе".

И затем он приказал выдать мне награду, и я взял ее и уехал".

«Рассказ о вали Хусам-ад-Дине»

Рассказывают также, что был в крепости альИскандерии вали по имени Хусам-ад-дин, и, когда он сидел однажды вечером в своем зале, вдруг подошел к нему один солдат и сказал: "Знай, о владыка наш, вали, что я вступил в этот город сегодня вечером и остановился в таком-то хане, и проспал там до трети ночи, а проснувшись, я нашел свой мешок взрезанным и из него исчезнувшим кошель с тысячей динаров".

И не закончил еще солдат своих слов, как вали послал за стражниками и велел им привести всех, кто был в хане, и приказал заточить их до утра.

Когда же пришло утро, он велел принести принадлежности для пытки, и призвал этих людей, и в присутствии солдата, владельца денег, хотел пытать их, но вдруг пришел какой-то человек и, пройдя сквозь толпу, встал перед вали..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Триста сорок вторая ночь

Когда же настала триста сорок вторая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что вали хотел их пытать, но вдруг пришел какой-то человек и, пройдя сквозь толпу, встал перед вали и солдатом и сказал: "О эмир, отпусти всех этих людей, - они несправедливо обижены! Это я взял деньги солдата, и вот он, кошель, который я взял у него из мешка".

И он вынул кошель из рукава и положил его перед вали и солдатом. И вали сказал солдату: "Возьми твои деньги и получи их - тебе не осталось уже пути к этим людям". А народ и все присутствующие стали восхвалять того человека и благословлять его. А потом тот человек сказал: "О эмир, ловкость не в том, что я сам пришел к тебе и принес кошель, - ловкость в том, чтобы второй раз взять кошель у этого солдата". И вали спросил его: "А как ты сделал это, ловкач?" - "О эмир, - отвечал человек, - я стоял в Каире на рынке менял и увидел этого человека, когда он менял золото и клал в кошель. Я следовал за ним из переулка в переулок, но не нашел пути к тому, чтобы взять у него деньги. А потом он уехал, и я следовал за ним из города в город и учинял с ним хитрости во время пути, но не мог взять у него деньги. Когда же он вступил в этот город, я следовал за ним, пока он не пришел в тот хан, и тогда я поместился с ним рядом и следил за ним, пока он не заснул и я не услышал его храп. И я стал мало-помалу подходить к нему, и взрезал мешок этим ножом, и взял кошель".

И он протянул руку и взял кошель, лежавший перед вали и солдатом, и отошел назад. А люди, вали и солдат смотрели на него и думали, что он им показывает, как он взял кошель из мешка. И вдруг этот человек побежал и бросился в пруд, и вали крикнул своим людям: "Догоните его!" И они побежали за ним следом, но не успели они еще снять с себя одежды и спуститься по ступенькам, как ловкач уже ушел своей дорогой. И его стали искать и не нашли (а это потому, что все переулки в аль-Искаидерии (выходят один в другой), и люди вернулись, не поймав ловкача. И вали сказал солдату: "Люди больше ничего не довольны тебе: ты узнал, кто твой обидчик, и получил твои деньги, но не уберег их".

И солдат ушел, и пропали его деньги, и люди освободились из рук солдата и вали, и было это по милости Аллаха великого"

«Рассказ об Джамиле и сыне его дяди»

Рассказывают также, что Масрур-евнух говорил: "Однажды ночью повелитель правоверных Харун ар-Рашид сильно мучился бессонницей. И он спросил меня: "О Масрур, кто у ворот из поэтов?" И я вышел в проход и увидал Джамиля ибн Мамара-альУзри [572] и сказал ему: "Отвечай повелителю правоверных!" И Джамиль молвил: "Слушаю и повинуюсь!" И я вошел, и он вошел со мною и оказался меж рук Харуна ар-Рашида, и приветствовал его, как приветствуют халифов.

И ар-Рашид вернул ему приветствие и велел ему сесть, и потом сказал: "О Джамиль, есть ли у тебя какой-нибудь удивительный рассказ?" - "Да, о повелитель правоверных, - ответил Джамиль. - Что тебе более любо: то, что я видел и лицезрел, или то, что я слышал и чему внимал?" - "Расскажи мне о том, что ты видел и лицезрел", - сказал халиф. И Джамиль молвил: "Хорошо, о повелитель правоверных! Обратись ко мне всем своим существом и прислушайся ко мне ушами".

И ар-Рашид взял подушку из вышитой золотом красной парчи, набитую перьями страусов, и положил ее себе под бедра, а затем он оперся на нее локтями и сказал: "Ну, подавай свой рассказ, Джамиль!"

"Знай, о повелитель правоверных, - сказал Джамиль, - что я пленился одной девушкой и любил ее и часто ее посещал..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Шестьсот восемьдесят девятая ночь

Когда же настала шестьсот восемьдесят девятая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что повелитель правоверных Харун ар-Рашид облокотился на парчовую подушку и сказал:

"Ну, подавай свой рассказ, Джамиль!" И Джамиль начал: "Знай, о повелитель правоверных, что я пленился одной девушкой и любил ее и часто ее посещал, так как она была предметом моих желаний, тем, что я просил от жизни. А потом ее родные уехали с вею из-за скудности пастбищ, и я провел некоторое время, не видя ее, но затем тоска взволновала меня и потянула к этой девушке, и душа моя заговорила о том, чтобы к вей отправиться. И когда наступила некая ночь из ночей, тоска по девушке начала трясти меня, и я поднялся и, затянув седло на верблюдице, повязал тюрбан, надел свое рубище, опоясался мечом и подвязал копье. А затем сел на верблюдицу и выехал, направляясь к девушке, и ехал быстрым ходом. И я выехал некоей ночью, и была эта yочь темная, непроглядная, и приходилось мне к тому же преодолевать спуски в долины и подъемы на горы. И и слышал со всех сторон рыканье львов, вой волков и голоса зверей, и мой разум смутился, и взволновалось мое сердце, а язык мой неослабно поминал Аллаха великого.

И когда я ехал таким образом, вдруг одолел меня сон, и верблюдица пошла со мной не по той дороге, по которой я ехал, и сон овладел мной. И вдруг что-то ударило меня по голове, и я проснулся, испуганный, устрашенный, и увидел деревья и реки. И птицы на ветвях щебетали на разные голоса и напевы, а деревья на лугу переплетались одно с другим. И я сошел с верблюдицы и взял поводья в руки и до тех пор осторожно выбирался, пока не вывел ее из-за этих деревьев на равнину. И тогда я поправил на ней седло и сел на ее спине прямо, и не знал я, куда направиться и в какое место погонят меня судьбы. И я углубился взором в эту пустыню, и блеснул мне огонь по середине ее. И тогда я ударил верблюдицу пяткой и ехал по направлению к огню, пока не приблизился. И я приблизился к огню и всмотрелся, и вдруг вижу палатку, воткнутое копье, возвышающееся знамя, коней и свободно пасущихся верблюдов! И я сказал себе: "С этим шатром связано великое дело, так как я не вижу в этой пустыне ничего другого". И я направился в сторону шатра и сказал: "Мир с вами, обитатели шатра, и милость Аллаха и его благословение!" И вышел ко мне из шатра юноша, сын девятнадцати лет, подобный луне, когда она сияет, и доблесть была видна меж его глаз. "И с тобою мир и милость Аллаха и благословение его, о брат арабов! - сказал он. - Я думаю, что ты сбился с дороги". "Это так и есть, - ответил я. - Выведи меня, помилует тебя Аллах!" - "О брат арабов, - молвил юноша, - наша местность полна львов, а сегодня ночь мрачная, дикая, очень темная и холодная, и я боюсь, что растерзает тебя зверь. Остановись у меня, в уюте и просторе, а когда прядет завтрашний день, я выведу тебя на дорогу".

И я сошел с верблюдицы и спутал ей ноги длинным поводом, а потом снял бывшие на мне одежды и разделся и немного посидел. И юноша взял овцу и зарезал ее и, подойдя к огню, разжег его и заставил разгореться. А затем он вошел в шатер и вынес мелких пряностей и хорошея соли, стал отрезать куски мяса и жарить их на огне. Ион покормил меня, а сам то вздыхал, то плакал. И он издал великий крик и горько заплакал и произнес такие стихи:

"Остались только вздохи неслышные

И пара глаз - зрачки неподвижны их,

Сустава нет на теле теперь его,

Где не было б недуга упорного.

Слеза его струится, и внутренность

Горит его, но молча страдает оy.

Враги его из жалости слезы льют

Беда тому, о ком скорбит враг его".

И тогда я понял, о повелитель правоверных, - говорил Джамиль, - что юноша влюблен и взволнован любовью - а узнает любовь лишь тот, кто вкусил вкус любви - и подумал: "Не спросить ли мне его?" Но затем я отвратил от этого свою душу и сказал себе: "Как я накинусь на него с вопросами, когда я в его жилище?" И я удержался от расспросов и поел мяса, сколько мне потребовалось, а когда мы покончили с едой, юноша поднялся и, войдя в шатер, вынес чистый таз, красивый кувшин и шелковый платок, вышитый по краям червонным золотом, и бутыль, наполненную розовой водой с мускусом, и я удивился его изысканности и обходительности и сказал себе; "Я не видывал такой изысканности в пустыне".

И мы вымыли руки и поговорили немного, а потом юноша вошел в шатер, отделил меня от себя занавеской из красной парчи и сказал: "Входи, о лик арабов, и ложись на ложе: тебе досталось этой ночью утомление, и ты испытал в путешествии чрезмерные тяготы".

И я вошел, и вдруг вижу - постель из зеленой парчи, и тогда я снял бывшие на мне одежды и провел ночь, равной которой я не проводил в жизни..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Ночь, дополняющая до шестисот девяноста

Когда же настала ночь, дополняющая до шестисот девяноста, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что Джамиль говорил: "И я провел ночь, равной которой я не проводил в жизни, и все время думал об этом юноше. И когда ночь окутала землю и глаза заснули, я вдруг услышал слабый голос, мягче и нежнее которого я не слыхивал, и, подняв занавес, опущенный между нами, я увидал девушку, прекраснее которой лицом я не видывал. Она сидела рядом с юношей, и они плакали и жаловались друг другу на муки страсти, любви и волнения и на сильную тоску по сближению. "О Диво Аллаха! - подумал я. - Кто это второе существо? Когда я входил в палатку, я видел только этого юношу, и у него никого не было".

И потом я оказал себе: "Нет сомнения, что это дочь джиннов, которая любит этого юношу, и он уединился с нею в этом месте, и она уединилась с ним". Но я пристально вгляделся в девушку, и оказалось, что она из людей, арабка, и, открывая лицо, она смущала сияющее солнце и палатка освещалась светом ее лица. И, убедившись, что эта девушка - возлюбленная юноши, я вспомнил другого влюбленного и, опустив занавеску, закрыл лицо и заснул.

А когда наступило утро, я надел одежду и, омывшись для молитвы, совершил те моления, которые были для меня обязательны, и затем сказал юноше: "О брат арабов, не хочешь ли ты вывести меня на дорогу, - ты уже оказал мне милость". И юноша посмотрел на меня и сказал: "Не торопись, о лик арабов! Пребывание гостя длится три дня, и я не таков, чтобы отпустить тебя раньше, чем через три дня".

И я провел у него три дня, - говорил Джамиль, - а когда наступил четвертый день, мы сели побеседовать, м я заговорил с юношей и спросил, как его зовут и какого он происхождения. "Что до моего происхождения, - сказал юноша, - то я из племени Бену-Узра, а по имени я - такой-то, сын такого-то, а мой дядя - такой-то". И оказалось, о повелитель правоверных, что он сын моего дяди я принадлежит к благороднейшему дому племени Бенууэра. "О сын дяди, - спросил я его, - что тебя побудило уединиться в этой пустыне? Как ты мог пренебречь своим состоянием и состоянием твоих отцов и как покинул ты своих рабов и рабынь и остался один в этом месте?"

И когда юноша услышал мои слова, о повелитель правоверных, его глаза наполнились слезами, и он сказал: "О сын дяди, я любил мою двоюродную сестру и был пленен ею, безумен от любви и одержим страстью к ней, так что не мог с нею расстаться. И когда моя любовь к ней езде усилилась, я посватался за нее, но мой дядя отказал мне и выдал ее за одного человека из узритов, который вошел к ней и увез ее в ту местность, где она находится с прошлого года. И когда она от меня отдалилась и ее скрыли от моих взоров, волнения любви и сильная тоска и страсть побудили меня покинуть моих родных и расстаться с друзьями и приятелями и со всем моим состоянием, и я уединился в этой палатке, здесь в пустыне, и подружился с одиночеством". - "А где их палатки?" - спросил я, и юноша сказал: "Они близко, на вершине той горы, и каждую ночь, когда засыпают глаза и ночь успокаивается, девушка тайно выскальзывает из стана, так что не знает об этом никто, и я удовлетворяю с ней желание беседою, и она тоже удовлетворяет его. И вот я живу в таком состоянии, утешаясь ею час в течение ночи, и пусть свершает Аллах дело, которое решено: или придет ко мне успех в этом деле назло завистникам, или рассудит Аллах за меня, а он лучший из судей".

И когда юноша рассказал мне все это, о повелитель правоверных, - говорил Джамиль, - его дело меня озаботило, и я не знал, что думать, так как меня охватила за него ревность. "О сын моего дяди, - сказал я ему, не хочешь ли ты, чтобы я указал тебе хитрость, которую я тебе посоветую, в ней будет, если пожелает Аллах, источник устроения и путь к верному успеху и ею избавит тебя Аллах от того, чего ты боишься". - "Говори, о сын дяди", - молвил юноша. И я сказал: "Когда наступит ночь и придет девушка, брось ее на мою верблюдицу - она быстра на бегу, - а сам садись на твоего коня, я же сяду на одну из этих верблюдиц и проеду с вами одну ночь. И не наступит еще утро, как мы уже пересечем степи и пустыня, и ты достигнешь желаемого и овладеешь любимою сердца. Равнины земли Аллаха обширны, а я, клянусь Аллахом, буду тебе помогать, пока я жив, и душой, и достоянием, и мечом..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Шестьсот девяносто первая ночь

Когда же настала шестьсот девяносто первая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что Джамиль сказал сыну своего дяди, чтобы он взял девушку, и они оба увезут ее ночью, и он будет ему помогать и содействовать, пока жив, и юноша, выслушав это, сказал: "О сын дяди, я раньше посоветуюсь с нею. Она умна, разумна и проницательна в делах".

"И ночь окутала землю, - говорил Джамиль, - и настала пора девушке приходить, и юноша ждал ее в установленное время, но она опоздала против обычного. И я увидел, что юноша вышел из палатки и, закрыв рот, стал вдыхать веяние ветра, который дул с ее стороны, и он втягивал ее благоухание и произносил такие стихи:

"О ветр востока, веянье несешь ты

Из той страны, где милая обитает,

О ветер, ты несешь любимой призрак"

Не знаешь ли, когда она прибудет?"

И затем он вошел в палатку и просидел там некоторое время, плача, а потом сказал: "О сын моего дяди, поистине с моей двоюродной сестрой произошло что-то сегодня, и случился какой-то случай, и задержало какоенибудь препятствие. Будь на месте, пока я не принесу тебе вестей", - сказал он потом и, взяв меч и щит, скрылся и отсутствовал часть ночи. А затем он вернулся ко мне, неся что-то в руках. И он крикнул меня, и я поспешил к нему, и он спросил: "О сын дяди, знаешь ли ты, в чем дело?" "Нет, клянусь Аллахом", - отвечал я. И он сказал: "Беда поразила меня сегодня ночью в моей двоюродной сестре. Она отправилась к нам, и повстречался ей по дороге лев и растерзал ее, и осталось от нее только то, что ты видишь".

И он бросил то, что было у него в руках, и это были хрящи девушки и то, что осталось от ее костей" И юноша заплакал сильным плачем и, бросив свой лук, взял в руку мешок и сказал мне: "Не двигайся, пока я не приду к тебе, если захочет Аллах великий".

И он ушел и отсутствовал некоторое время, а потом вернулся, неся в руке голову льва. И он бросил ее и потребовал воды, и когда я принес воду, он вымыл льву рот и стал целовать его, плача, и усилилась его печаль о девушке, и он произнес такие стихи:

"О лев, самого себя в несчастия ввергнул ты

Погиб ты, но взволновал о милой печаль во мне

Меня одиноким сделал ты, а был друг я ей,

И брюхо земли ее могилою сделал ты

Судьбе говорю, меня разлукой сразившей, я:

Аллах сохрани, чтоб ей взамен не взял друга я,

"О сын дяди, - сказал он мне потом, - прошу тебя ради Аллаха и долга близости и родства, которое между вами, исполни мое завещание. Ты сейчас увидишь меня перед собою мертвым, и когда это случится, обмой меня и заверни с остатками костей дочери моего дяди в эту рубаху и похорони вас вместе в одной могиле. А на могиле нашей напиши такие стихи:

Мы жили с ней на хребте земли жизнью сладостной,

Близка и она была, и дом ваш, и родина,

Но злые превратности судьбы разлучили нас,

Лишь саван сближает нас в утробе земли теперь"

И он заплакал сильным плачем и, войдя в палатку, скрылся на некоторое время, а потом он вышел и стал вздыхать и кричать, и затем издал единый вопль и расстался с жизнью. И когда я увидел это, мне стало тяжело, и это показалось мне столь великим, что я едва за ним не последовал от сильной печали. И я подошел к юноше и положил его и исполнил то, что он велел мне сделать, в я завернул их обоих в саван и похоронил вместе, в одной могиле. И я провел у их могилы три дня, а потом уехал, и я два года приезжал и посещал их, и вот какова была их история, о повелитель правоверных".

И когда выслушал ар-Рашид слова Джамиля, он нашел их прекрасными и оказал ему милости и наградил его наградой".

«Рассказ о четвертом путешествии»

Знайте, о братья мои, что, вернувшись в город Багдад, я встретился с друзьями, родными и любимыми и жил в величайшем, какое бывает, наслаждении, веселье и отдохновении. Я забыл обо всем, что со мной было из-за великой прибыли, и погрузился в игры, забавы и беседы с любимыми друзьями, и жил я сладостнейшей жизнью.

И злая моя душа подсказала мне, чтобы отправился я путешествовать в чужие страны, и захотелось мне свести дружбу с разными людьми и продавать и наживать деньги.

И я решился на это дело и купил прекрасных товаров, подходящих для моря, и, связав много тюков, больше, чем обычно, выехал из города Багдада в город Басру.

Я сложил мои тюки на корабль и присоединился к нескольким знатным людям Басры, и мы отправились в путь. И корабль ехал с нами, с благословения Аллаха великого, по ревущему морю, где бились волны, и путешествие было для нас хорошо, и ехали мы таким образом дни и ночи, переезжая от острова к острову и из моря в море. Но в один из дней напали на нас ветры, дувшие с разных сторон, и капитан бросил корабельные якоря и остановил корабль посреди моря, боясь, что он потонет в пучине.

И когда мы были в таком положении и взывали к Аллаху великому и умоляли его, вдруг напал на нас порывистый и сильный ветер, который порвал паруса и разодрал их на куски, и потонули люди со всеми тюками и теми товарами и имуществом, которое у них было; и я тоже стал тонуть вместе с утопавшими и проплыл по морю полдня и уже отказался от самого себя, но Аллах великий приготовил для меня кусочек деревянной доски из корабельных досок, и я сел на нее вместе с несколькими купцами..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Пятьсот пятьдесят первая ночь

Когда же настала пятьсот пятьдесят первая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда корабль утонул, Синдбад-мореход выплыл на деревянной доске вместе с несколькими купцами. "И мы прижались друг к другу, - говорил он, - и плыли, сидя на этой доске и отталкиваясь в море ногами, и волны и ветер помогали нам.

И мы провели таким образом день и ночь, а когда настал следующий день, поднялся против нас на заре ветер, и море забушевало, и волнение и ветер усилились, и вода выбросила нас на какой-то остров; и мы были точно мертвые от сильной бессонницы, утомления, холода, голода, страха и жажды.

Мы стали ходить по этому острову и увидели на нем множество растений и поели их немного, чтобы задержать дух в теле и напитаться. И мы провели ночь на краю острова, а когда настало утро и засияло светом и заблистало, мы поднялись и стали ходить по острову направо и налево, и показалась вдали какая-то постройка.

И мы пошли к постройке, которую увидели издали, и шли до тех пор, пока не остановились у ворот; и когда мы там стояли, вдруг вышла к нам из ворот толпа голых людей, и они не стали с нами разговаривать, а схватили нас и отвели к своему царю. И тот приказал нам сесть, и мы сели, и нам принесли кушанье, которого мы не знали и в жизни не видели ему подобного. И душа моя не привяла этого кушанья, и я съел его немного, в отличие от моих товарищей, - и то, что я съел мало этого кушанья, было милостью от Аллаха великого, из-за которой я дожил до сих пор.

И когда мои товарищи начали есть это кушанье, их разум пошатнулся, и они стали есть точно одержимые, и их внешний вид изменился; а после этого им принесли кокосового масла и напоили их им и намазали, и когда мои товарищи выпили этого масла, у них перевернулись глаза на лице, и они стали есть это кушанье не так, как ели обычно. И я не знал, что думать об их деле, и начал горевать о них, и овладела мною великая забота, так как я очень боялся для себя зла от этих голых.

И я всмотрелся в них, и оказалось, что это маги, а царь их города гуль, и всех, кто приходит к ним в город, кого они видят и встречают в долине или на дороге, они приводят к своему царю, кормят этим кушаньем и мажут этим маслом, и брюхо у них расширяется, чтобы они могли есть много. И они лишаются ума, и разум их слепнет, и становятся они подобны слабоумным, а маги заставляют их есть еще больше этого кушанья и масла, чтобы они разжирели и потолстели, и потом их режут и кормят ими царя; что же касается приближенных царя, то они едят человеческое мясо, не жаря его и не варя.

И, увидев подобное дело, я почувствовал великую скорбь о самом себе и о моих товарищах, а разум у них был так ошеломлен, что они не понимали, что с ними делают.

И их отдали одному человеку, и тот брал их каждый день и выводил пастись на острове, как скотину; что же до меня, то от сильного страха и голода я стал слаб и болезнен телом, и мясо высохло у меня на костях; и маги, увидев, что я в таком положении, оставили меня и забыли, и никто из них не вспомнил обо мне, и я не приходил им на ум.

И однажды я ухитрился и вышел из этого места и пошел по острову, удалившись оттуда, где я был раньше. И я увидел пастуха, который сидел на чем-то высоком посреди моря, и всмотрелся в него - и вдруг вижу: это тот человек, которому отдали моих товарищей, чтобы он их пас, и с ним было много таких, как они.

И, увидев меня, этот человек понял, что Я владею своим умом, и меня не постигло ничто из того, что постигло моих товарищей, и сделал мне издали знак и сказал: "Возвращайся назад и иди по дороге, которая будет от тебя справа. Ты выйдешь на султанскую дорогу". И я повернул назад, как этот человек показал мне, и, увидев справа от себя дорогу, пошел по ней и шел не переставая и я то бежал от страха, то шел не торопясь. И я отдохнул и шел таким образом, пока не скрылся с глаз того человека, который указал мне дорогу, и я перестал его видеть, и он не видел меня, и солнце скрылось, и наступила тьма, и я сел отдохнуть и хотел заснуть, но сон не пришел ко мне в эту ночь от сильного страха, голода и утомления, а когда наступила полночь, я поднялся и пошел по острову, и шел до тех пор, пока не взошел день.

И наступило утро и засияло светом и заблистало, и взошло солнце над холмами и долинами; а я устал и чувствовал голод и жажду. И стал я есть траву я растения, и ел, пока не насытился и не задержал дух в теле, а после этого я поднялся и пошел по острову, и шел таким образом весь день и ночь; и всякий раз, когда я начинал чувствовать голод, я ел растения.

И я бродил семь дней с ночами, а на заре восьмого дня я посмотрел и увидел что-то издали. И я пошел к тому, что увидел, и шел до тех пор, пока не дошел до этого после заката солнца; и тогда я всмотрелся в то, что увидел, стоя вдали (а сердце мое было испугано тем, что я испытал в первый и во второй раз), и вдруг оказалось, что это толпа людей, которые собирают зернышки перца; и я приблизился, и, увидев меня, они поспешили ко мне и обступили меня со всех сторон и спросили: "Кто ты и откуда ты пришел?" - "Знайте, о люди, что я человек бедный", - ответил я. И я рассказал им обо всех ужасах и бедствиях, которые были и случились со мной, и о том, что я испытал..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Пятьсот пятьдесят вторая ночь

Когда же настала пятьсот пятьдесят вторая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что Синдбадмореход увидал толпу людей, которые собирали на острове перец, и они спросили его, что с ним, и он рассказал им обо всем, что с ним случилось и какие он испытал бедствия. И они сказали: "Клянемся Аллахом, это дело диковинное! Но как ты спасся от черных и как ты прошел мимо них на этом острове? Их много, и они едят людей, и никто от них не спасается, и ни один человек не может мимо них пройти". И я рассказал им о том, что у меня случилось с черными и как они взяли моих товарищей и накормили их тем кушаньем, а я не ел его, и меня поздравили со спасением и подивились тому, что со мной случилось.

И эти люди посадили меня подле себя, а окончив свое дело, принесли мне немного хорошего кушанья, и я поел его (а я был голоден) и отдохнул у них некоторое время; а после этого меня взяли и посадили в лодку и перевезли на их острова, к их жилищам.

И меня представили их царю, и я пожелал ему мира, и он сказал мне: "Добро пожаловать!" - и проявил ко мне уважение и спросил, что со мной было. И я рассказал ему о бывших со мной делах и обо всем, что со мной случилось и произошло с того дня, как я вышел из города Багдада, до того времени, как я прибыл к царю. И царь этих людей до крайности удивился моему рассказу и тому, что со мной произошло, так же как и те, кто присутствовал в его зале; а потом он велел мне сесть подле себя, и я сел, и он приказал принести еду, и ее принесли, и я съел столько, сколько было достаточно, и вымыл руки и поблагодарил Аллаха великого за милость и прославил его и воздал ему хвалу. А затем я вышел от царя и стал гулять по городу, и я увидел, что он благоустроен и в нем много жителей и богатств, и там немало кушаний, рынков и товаров и продающих, и покупающих; и обрадовался я, что достиг этого города, и душа моя отдохнула. И я привык к этим людям и стал пользоваться у них и у царя уважением и почетом большим, чем жители его царства и вельможи его города.

И увидел я, что все люди, и малые и великие, ездят на чистокровных конях без седел, и удивился этому и спросил царя: "Почему, о владыка мой, ты не ездишь на седле?

Седло дает отдых всаднику и укрепляет его силу". - "А что такое седло? - спросил царь. - Эго вещь, которую мы в жизни не видали и никогда на ней не ездили". - "Не разрешишь ли ты мне сделать для тебя седло? Ты будешь на нем ездить и увидишь, как это приятно", - сказал я. И царь ответил мне: "Сделай!" И тогда я сказал:

"Вели принести мне немного дерева". И царь приказал принести все, что я потребую, и я позвал ловкого плотника и стал сидеть с ним и учить его, как изготовляются седла и как их делают.

И я взял шерсти и расчесал ее и сделал из нее войлок, а потом я принес кожу, обтянул ею седло и придал ей блеск, и после этого приладил к седлу ремни и привязал к нему подпруги.

А затем я призвал кузнеца и описал ему, как выглядит стремя, и кузнец выковал большие стремена, и я отполировал их и вылудил оловом и подвязал к ним шелковую бахрому. И после этого я поднялся, привел коня из лучших царских коней и, привязав к нему это седло, подвесил стремена и взнуздал коня уздой и привел его к царю.

И седло понравилось царю и пришлось ему по сердцу, и он поблагодарил меня и сел на седло, и его охватила изза этого великая радость, и он дал мне много денег за мою работу. И когда везирь царя увидал, что я сделал это седло, он потребовал от меня еще одно такое же; и я сделал ему такое же седло, и все вельможи правления и обладатели должностей стали требовать от меня седел, и я делал их им.

Я научил плотника делать седла и стремена и продавал их вельможам и господам, и скопил я таким образом большие деньги, и мое место у этих людей стало великим; и они полюбили меня сильной любовью; и занял я высокое положение у царя и его приближенных, и вельмож города, и знатных людей царства.

И в какой-то день я сидел у царя, пребывая в крайней радости и величии; и когда я сидел, царь вдруг сказал мне: "Знай, о такой-то, что ты стал у нас почитаемым и уважаемым и сделался одним из нас, и мы не можем с тобой расстаться и не в состоянии перенести твоего ухода из нашего города. Я хочу от тебя одной вещи, в которой ты меня послушаешь и не отвергнешь моих слов". - "А чего ты хочешь от меня, о царь? - спросил я. Я не отвергну твоих слов, так как ты оказал мне благодеяние и милость и добро, и, слава Аллаху, я стал одним из твоих слуг". - "Я хочу, - сказал царь, - дать тебе прекрасную, красивую и прелестную жену, обладательницу богатства и красоты. Ты поселишься у нас навсегда, и я дам тебе жилище у себя, в моем дворце. Не прекословь же мне и не отвергай моего слова".

Услышав слова царя, я застыдился и промолчал и не дал ему ответа от великого смущения; и царь спросил меня: "Почему ты мне не отвечаешь, о дитя мое?" - "О господин, - отвечал я, - приказание принадлежит тебе, о царь времени!"

И царь в тот же час и минуту послал привести судью и свидетелей и тотчас женил меня на женщине, благородной саном и высокой родом, с большими деньгами и богатствами, великой по происхождению, редкостно красивой и прекрасной, владелице поместий, имуществ и имений..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Пятьсот пятьдесят третья ночь

Когда же настала пятьсот пятьдесят третья ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что царь женил Синдбада-морехода и заключил его брачный договор с одной великой женщиной.

"А потом, - говорил Синдбад, - он дал мне большой прекрасный отдельный дом и подарил мне слуг и челядь и установил мне жалованье и выдачи; и стал я жить в великом покое, веселье и радости и забыл о всех тяготах, затруднениях и бедах, которые мне достались. "Когда я поеду в свою страну, то возьму жену с собой, - подумал я. - Все, что суждено человеку, непременно случится, и никто не знает, что с ним произойдет".

И я полюбил жену, и она полюбила меня великой любовью, и между нами наступило согласие, и мы пребывали в сладостнейшей жизни и в приятнейшем существовании. И мы прожили так некоторое время, и Аллах великий лишил жены моего соседа, который был мне другом, и я вошел к нему, чтобы утешить его в его потере и увидел, что он в наихудшем состоянии, озабочен и утомлен сердцем и умом. И я стал ему соболезновать и утешать его и сказал ему: "Не печалься о твоей жене! Аллах великий даст тебе взамен благо и жену лучшую, чем она, и будет жизнь твоя долгой, если захочет Аллах великий". И сосед мой заплакал сильным плачем и сказал мне: "О друг мой, как я женюсь на другой женщине и как Аллах даст мне лучшую, чем она, когда моей жизни остался один день?" - "О брат мой, - ответил я ему, вернись к разуму и не возвещай самому себе о смерти: ты ведь хорош, здрав и благополучен". - "О друг мой, - воскликнул сосед, - клянусь твоей жизнью, сегодня ты потеряешь меня и в жизни меня не увидишь!" - "А как это?" - спросил я. И сосед ответил: "Сегодня будут хоронить мою жену, и меня похоронят вместе с ней в могиле. В нашей стране есть такой обычай: если умирает женщина, ее мужа хоронят с ней заживо, а если умирает мужчина, с ним хоронят заживо его жену, чтобы ни один из них не наслаждался жизнью после своего супруга". - "Клянусь Аллахом, - воскликнул я, - это очень скверный обычай, и никто не может его вынести!"

И когда мы веди этот разговор, вдруг пришло большинство жителей города, и они стали утешать моего друга в потере жены и его собственной жизни и начали обряжать мертвую, следуя своему обычаю. Они принесли ящик и понесли в нем женщину (а ее муж был с ними), и вышли за город, и пришли в некую местность возле горы, у моря; и тогда они подошли к одному месту и подняли большой камень, и из-под камня показалась каменная крышка вроде закраины колодца, и они бросили женщину в отверстие, - и оказалось, что это большой колодец под горой. А потом они принесли ее мужа, и, привязав ему под грудь веревку из пальмового лыка, спустили его в этот колодец и спустили к нему большой кувшин с пресной водой и семь хлебных лепешек. И когда его опустили, он отвязал от себя веревку, и веревку вытащили и закрыли отверстие колодца тем же большим камнем, как прежде, и все ушли своей дорогой, оставив моего друга подле его жены в колодце.

И я сказал про себя: "Клянусь Аллахом, эта смерть тяжелей, чем первая смерть!" А потом я пошел к их царю и сказал: "О господин, как это вы хороните живого вместе с мертвым в вашей стране?" И царь ответил: "Знай, что таков обычай в наших странах: когда умирает мужчина, мы хороним вместе с ним жену, а когда умирает женщина, мы хороним с ней ее мужа заживо, чтобы не разлучать их при жизни и после смерти; и этот обычай идет от наших дедов". - "О царь времени, - спросил я, - а если у чужеземца, как я, умирает жена, вы тоже поступаете с ним так, как поступили с тем человеком?" - "Да, - отвечал царь, - мы хороним его вместе с ней и поступаем с ним так, как ты видел".

И когда я услышал от него эти слова, у меня лопнул желчный пузырь от сильной печали и огорчения о самом себе, и мой ум смутился, и я стал бояться, что моя жена умрет раньше меня и меня похоронят с нею при жизни. Но затем я стал утешать себя и сказал: "Может быть, я умру раньше нес, никто ведь не отличит опережающего от настигающего".

И я стал развлекаться какими-то делами. Но после этого прошел лишь малый срок, и моя жена заболела и, прожив немного дней, умерла, и большинство жителей - пришло утешать меня и утешать родных моей жены в потере ее, и царь пришел утешать меня, следуя обычаю. А затем они привели обмывальщицу и обмыли женщину и одели ее в наилучшие, какие у нее были, одежды, украшения, ожерелья, драгоценные камни и металлы, а одев мою жену, ее положили в ящик и понесли, и пошли с ней к той горе, и подняли камень с отверстия колодца, и бросили в него мертвую. А потом ко мне подошли все мои друзья и родственники жены и стали со мной прощаться, а я кричал, стоя между ними: "Я чужеземец, и нет у меня силы выносить ваши обычаи!" Но они не слушали моих слов и не обращали внимания на мои речи.

И они схватили меня и насильно связали и привязали со мной семь хлебных лепешек и кувшин пресной воды, как полагалось по обычаю, и спустили меня в этот колодец, и вдруг оказалось, что это огромная пещера под горой. "Отвяжи от себя веревки!" - сказали мне они; но я не согласился отвязаться, и они бросили ко мне веревки, а затем прикрыли отверстие колодца тем большим камнем, который был на нем, и ушли своей дорогой..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Пятьсот пятьдесят четвертая ночь

Когда же настала пятьсот пятьдесят четвертая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда Синдбада-морехода опустили в пещеру вместе с его женой, которая умерла, вход в пещеру закрыли и все ушли своей дорогой.

"А что до меня, - говорил Синдбад, - то я увидел в этой пещере много мертвых, издававших зловонный и противный запах, и стал упрекать себя за то, что я сделал, и воскликнул: "Клянусь Аллахом, я заслуживаю всего того, что со мной случается и что мне выпадает!" И я перестал отличать ночь ото дня и стал питаться немногим, начиная есть только тогда, когда голод едва не разрывал меня, и не пил, раньше чем жажда становилась очень сильной, боясь, что у меня кончатся пища и вода. "Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого! - воскликнул я. - Что заставило меня, на беду мне, жениться в этом городе! Едва я скажу: вот я вышел из беды, как сейчас же попадаю в беду еще большую. Клянусь Аллахом, такая смерть - смерть плохая! О, если бы я потонул в море или умер в горах это было бы лучше такой скверной смерти!"

И я пребывал в таком состоянии, упрекая себя, и спал на костях мертвецов, взывая о помощи к Аллаху великому и желая себе смерти, но я не находил ее, так мне было тяжело.

И я жил таким образом, пока голод не сжег моего сердца и меня не спалила жажда и тогда я присел и, найдя ощупью хлеб, поел его немного и запил небольшим количеством воды. А после этого я поднялся на ноги и стал ходить по этой пещере и увидел, что она обширна, с пустыми пространствами, и на земле ее много мертвецов и костей, тлеющих с древних времен. И я устроил себе местечко на краю пещеры, далеко от свежих мертвецов, и стал там спать, и моя пища уменьшилась, и у меня осталось ее очень немного, а я ел раз в день или реже и один раз пил, боясь, что у меня кончатся вода и пища, прежде чем я умру.

И я продолжал жить таким образом. И вот в один из дней я сидел, и когда я сидел и раздумывал, что я буду делать, когда у меня кончится пища и вода, вдруг камень сдвинули с места, и из отверстия ко мне проник свет. "Посмотреть бы, в чем дело!" - воскликнул я, и вдруг увидел, что у верхушки колодца стоят люди и они опускают мертвого мужчину и живую женщину, которая плачет и кричит о самой себе, и с нею опускают много пищи и воды. И я стал смотреть на эту женщину, а она меня не видела, и люди закрыли отверстие колодца камнем и ушли своей дорогой.

И я встал и, взяв в руку берцовую кость мертвого мужчины, подошел к женщине и ударил ее костью по середине головы, и она упала на землю без памяти, и тогда я ударил ее второй раз и третий, и она умерла. И я взял" ее хлеб и то, что с ней было, и увидел, что на ней много украшений, одежд и ожерелий из драгоценных камней и металлов. А взяв воду и пищу, бывшую у женщины, я сел в том месте, которое себе устроил в углу пещеры, чтобы там спать, и стал есть эту пищу понемногу, чтобы прокормить себя и не извести пищу быстро и не умереть с голоду и жажды.

И я оставался в этой пещере некоторое время, и всякий раз, как кого-нибудь хоронили, я убивал того, кого хоронили с ним заживо, и брал его пищу и питье и питался этим.

И вот однажды я спал и пробудился от сна и услышал, что кто-то возится в углу пещеры. "Что это такое может быть?" - спросил я себя, и я встал и пошел по направлению шума, захватив берцовую кость мертвого мужчины; и когда шумевший почуял меня, он убежал и умчался, и оказалось, что это дикий зверь. И я шел за ним до середины пещеры, и передо мной появился свет, светивший из маленькой щели, точно звезда, и он то появлялся, то скрывался.

И, увидев свет, я направился к тому месту и, подходя к нему, видел сквозь него свет, который все расширялся. И я убедился тогда, что это пролом в пещере, выходивший наружу, и сказал про себя: "Этому должна быть причина. Либо это другое отверстие, такое же, как то, через которое меня опустили, либо в этом месте пролом". И я подумал про себя некоторое время и пошел по направлению к свету; и вдруг оказалось что это брешь в хребте юры, которую проломили дикие звери. И они входили через нее в это место и ели мертвых, пока не насытятся, а потом выходили через эту брешь.

И когда я увидел это, дух мой успокоился, тревога моей души улеглась, и сердце отдохнуло, и я уверился, что буду жив после смерти, и чувствовал себя, как во сне. И я трудился до тех пор, пока не вышел через этот пролом; и я увидел себя на берегу соленого моря, на вершине большой горы, которая отделяла море от острова и города, и никто не мог до нее добраться.

И я прославил Аллаха великого и возблагодарил его, и обрадовался великой радостью, и сердце мое возвеселилось, а потом я вернулся через брешь в пещеру и перенес всю бывшую там пищу и воду, которую я накопил. Я взял одежды мертвых и надел на себя кое-какие из них на те, которые были на мне, и взял из того, что было на мертвых, - много разных ожерелий, драгоценных камней, жемчужных цепочек и украшений из серебра и золота, отделанных разными металлами и редкостями. Я завязал в свою одежду платья мертвецов и вынес через брешь на гору и стоял у моря; и каждый день я спускался в пещеру и осматривал ее, и у всякого, кого хоронили, я отбирал пищу и воду и убивал его, все равно был ли это мужчина, или женщина; а потом я выходил через брешь и садился на берегу моря, ожидая, что Аллах великий поможет мне и пошлет корабль, который пройдет мимо меня. И я выносил из этой пещеры все украшения, которые видел, и завязывал их в одежду мертвецов, и провел так некоторое время..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Пятьсот пятьдесят пятая ночь

Когда же настала пятьсот пятьдесят пятая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что Синдбад-мореход выносил из пещеры все то, что он находил там из украшений и прочего, и он просидел на берегу моря некоторое время.

"И вот однажды я сидел на берегу моря, - говорил Синдбад, - и раздумывал о своем деле, и вдруг вижу - плывет корабль посреди ревущего моря, где бьются волны.

И я взял в руку белую одежду из одежд мертвых и, привязав ее к палке, побежал на берег моря и стал делать этой одеждой знаки путникам, пока они не бросили взгляда и не увидали меня, когда я стоял на вершине горы. И они подплыли ко мне и услышали мой голос и послали ко мне лодку, в которой была толпа людей, ехавших на корабле; и, приблизившись ко мне, они спросит. "Кто ты и почему сидишь на этом месте? Как ты достиг этой горы, когда мы в жизни не видали, чтобы кто-нибудь подходил к ней?" - "Я купец, - отвечал я им. - Корабль, на котором я ехал, потонул, но я выплыл на доске, и со мной были мои вещи, и Аллах облегчил мне выход в этом месте с вещами благодаря моим стараниям и ловкости, после великого утомления". И они взяли меня с собой в лодку и погрузили все то, что я взял из пещеры и завязал в одежды и саваны, и отправились со мной и подняли меня на корабль к капитану вместе со всеми моими вещами. "О человек, спросил меня капитан, - как ты пробрался к этому месту, когда это большая гора, за которой стоит большой город, а я всю жизнь плавлю по этому морю и проплываю мимо этой горы, но не вижу на ней никого, кроме зверей и птиц". - "Я купец, - отвечал я, - и был на большом корабле, который разбился, и все мои вещи - эти материи и одежды - стали тонуть, но я положил их на большую доску из корабельных досок, и моя судьба и счастье помогли мне подняться на эту гору, и я стал ожидать, пока кто-нибудь проедет и возьмет меня с собой".

И я не рассказал этим людям, что со мной случилось в городе и пещере, боясь, что с ними на корабле окажется кто-нибудь из этого города. Затем я предложил хозяину корабля многое из моего имущества и сказал ему: "О господин, ты виновник моего спасения с этой горы, возьми же это от меня за ту милость, которую ты оказал мне". Но капитан не принял от меня этого и сказал: "Мы ни от кого ничего не берем. Когда мы видим потерпевшего кораблекрушение на берегу моря или на острове, мы берем его к себе и кормим и поим и, сети он нагой, одеваем его, а когда мы приходим в безопасную гавань, мы даем ему что-нибудь от себя в подарок и оказываем ему милость и благодеяние ради лика Аллаха великого".

И тогда я пожелал ему долгой жизни, и мы ехали от острова к острову и из моря в море, и я надеялся спастись и радовался моему благополучию, но всякий раз, как я думал о пребывании моем в пещере вместе с женой, разум покидал меня. И мы благополучно достигли, по могуществу Аллаха, города Басры, и я вышел в город и оставался там немного дней, а после этого я прибыл в город Багдад и пришел в свой квартал, и вошел к себе в дом, и встретил родных и друзей и спросил их, что было с ними, и они обрадовались моему спасению и поздравили меня. И я сложил все веши, которые у меня были, в кладовые и стал раздавать милостыню, и дарить, и одевать сирот и вдов, и жил в крайнем веселье и радости, и вернулся к прежней дружбе и товариществу и общению с друзьями, к забавам и ликованию.

Вот самое удивительное, что было со мной в четвертое путешествие. Но поужинай у меня, о брат мой, и возьми себе обычное, а завтра ты придешь ко мне, и я расскажу тебе, что со мной было и произошло в пятое путешествие, оно более удивительно и диковинно, чем предыдущие".

И затем Синдбад приказал выдать носильщику сто мискалей золотом и велел расставлять столы; и все поужинали и ушли своей дорогой, удивляясь до крайней степени ведь каждый рассказ был страшней, чем предыдущий.

А Синдбад носильщик отправился в свое жилище и провел ночь до крайности весело и радостно, а когда настало утро и засияло светом и заблистало, Синдбад сухопутный поднялся и, совершив утреннюю молитву, пошел и пришел в дом Синдбада морехода. Он пожелал ему доброго утра, и Синдбад-мореход отвечал: "Добро пожаловать!" - и велел ему сесть возле себя.

И когда пришли остальные его товарищи, они поели и попили, и насладились, и повеселились, и пошла между ними беседа. И Синдбад мореход сказал..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные печи.

Пятьсот пятьдесят шестая ночь

Когда же настала пятьсот пятьдесят шестая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что Синдбад-мореход начал речь о том, что с ним случилось и что ему выпало в пятое путешествие.

«Рассказ о невольнице и молоке»

Я слышал, что у одного купца остановились в доме гости, и хозяин послал невольницу купить для них на рынке молока в кувшине, и невольница взяла молока в кувшине и направилась обратно к дому своего господина. И когда она шла по дороге, пролетел над ней ястреб, несший в когтях змею, которую он сдавил, и со змеи упала в кувшин капля, а невольница не знала этого. И когда она пришла в дом, ее господин взял у нее молоко и стал его пить вместе со своими гостями, и не успело молоко утвердиться у них в желудках, как они все умерли. Посмотри же, о царь, на ком был грех в этом случае?"

И один из присутствовавших сказал: "Грех на людях, которые пили", - а другой сказал: "Грех на невольнице, которая оставила кувшин открытым, без покрывала".

И ас-Синдбад, наставник мальчика, молвил: "А ты что скажешь об этом, о дитя мое?" - "Я скажу, - ответил царевич, - что эти люди ошибаются: нет греха ни на невольнице, ни на собравшихся гостях, но только срок этих людей окончился вместе с их наделом, и была определена им смерть по причине этого происшествия".

И когда присутствовавшие услышали это, они до крайности удивились и возвысили голоса, желая царевичу блага, и сказали ему: "О владыка, ты дал ответ, которому нет подобных, и ты - ученый среди людей теперешнего времени". И, услышав их, царевич молвил: "Я не ученый, и, поистине, слепой старец и трехлетний ребенок и пятилетний ребенок умнее меня". "Расскажи нам историю этих троих, которые умнее тебя, о юноша", - сказали присутствовавшие люди. И царевич молвил:

«Рассказ о царе Шахтияре и его брате»

Слава Аллаху, господу миров! Привет и благословение господину посланных, господину и владыке нашему Мухаммеду! Аллах да благословит его и да приветствует благословением и приветом вечным, длящимся до судного дня!

А после того поистине, сказания о первых поколениях стали назиданием для последующих, чтобы видел человек, какие события произошли с другими, и поучался, и что бы, вникая в предания о минувших народах и о том, что случилось с ними, воздерживался он от греха Хвала же тому, кто сделал сказания о древних уроком для народов последующих.

К таким сказаниям относятся и рассказы, называемые "Тысяча и одна ночь", и возвышенные повести и притчи, заключающиеся в них.

Повествуют в преданиях народов о том, что было, прошло и давно минуло (а Аллах более сведущ в неведомом и премудр и преславен, и более всех щедр, и преблагоcклонен, и милостив), что в древние времена и минувшие века и столетия был на островах Индии и Китая царь из царей рода Сасана [2], повелитель войск, стражи, челяди и слуг. И было у него два сына один взрослый, другой юный, и оба были витязи храбрецы, но старший превосходил младшего доблестью. И он воцарился в своей стране и справедливо управлял подданными, и жители его земель и царства полюбили его, и было имя ему царь Шахрияр; а младшего его брата звали царь Шахземан, и он царствовал в Самарканде персидском. Оба они пребывали в своих землях, и каждый себя в царстве был справедливым судьей своих подданных в течение двадцати лет и жил в полнейшем довольстве и радости. Так продолжалось до тех пор, пока старший царь не пожелал видеть своего младшего брата и не повелел своему везирю [3] поехать и привезти его. Везирь исполнил его приказание и отправился, и ехал до тех пор, пока благополучно не прибыл в Самарканд. Он вошел к Шахземану, передал ему привет и сообщил, что брат его по нем стосковался и желает, чтобы он его посетил; и Шахземан отвечал согласием и снарядился в путь. Он велел вынести свои шатры, снарядить верблюдов, мулов, слуг и телохранителей и поставил своего везиря правителем в стране, а сам направился в земли своего брага. Но когда настала полночь, он вспомнил об одной вещи, которую забыл во дворце, и вернулся и, войдя во дворец, увидел, что жена его лежит в постели, обнявшись с черным рабом из числа его рабов.

И когда Шахземан увидел такое, все почернело перед глазами его, и он сказал себе: "Если это случилось, когда я еще не оставил города, то каково же будет поведение этой проклятой, если я надолго отлучусь к брату!" И он вытащил меч и ударил обоих и убил их в постели, а потом, в тот же час и минуту, вернулся и приказал отъезжать - и ехал, пока не достиг города своего брата. А приблизившись к городу, он послал к брату гонцов с вестью о своем прибытии, и Шахрияр вышел к нему навстречу и приветствовал его, до крайности обрадованный. Он украсил в честь брата город и сидел с ним, разговаривая и веселясь, но царь Шахземан вспомнил, что было с его женой, и почувствовал великую грусть, и лицо его стало желтым, а тело ослабло. И когда брат увидел его в таком состоянии, он подумал, что причиной тому разлука со страною и царством, и оставил его так, не расспрашивая ни о чем. Но потом, в какой то день, он сказал ему: "О брат мой, я вижу, что твое тело ослабло и лицо твое пожелтело". А Шахземан отвечал ему: "Брат мой, внутри меня язва", - и не рассказал, что испытал от жены. "Я хочу, - сказал тогда Шахрияр, - чтобы ты поехал со мной на охоту и ловлю: может быть, твое сердце развеселится". Но Шахземан отказался от этою, и брат поехал на охоту один.

В царском дворце были окна, выходившие в сад, и Шахземан посмотрел и вдруг видит: двери дворца открываются, и оттуда выходят двадцать невольниц и двадцать рабов, а жена его брата идет среди них, выделяясь редкостной красотой и прелестью. Они подошли к фонтану, и сняли одежды, и сели вместе с рабами, и вдруг жена царя крикнула: "О Масуд!" И черный раб подошел к ней и обнял ее, и она его также. Он лег с нею, и другие рабы сделали то же, и они целовались и обнимались, ласкались и забавлялись, пока день не повернул на закат. И когда брат царя увидел это, он сказал себе: "Клянусь Аллахом, моя беда легче, чем это бедствие!" - и его ревность и грусть рассеялись. "Это больше того, что случилось со мною!" - воскликнул он и перестал отказываться от питья и пищи. А потом брат его возвратился с охоты, и они приветствовали друг друга, и царь Шахрияр посмотрел на своего брата, царя Шахземана, и увидел, что прежние краски вернулись к нему и лицо его зарумянилось и что ест он не переводя духа, хотя раньше ел мало. Тогда брат его, старший царь, сказал Шахземану: "О брат мой, я видел тебя с пожелтевшим лицом, а теперь румянец к тебе возвратился. Расскажи же мне, что с тобою". - "Что до перемены моего вида, то о ней я тебе расскажу, но избавь меня от рассказа о том, почему ко мне вернулся румянец", - отвечал Шахземан. И Шахрияр сказал: "Расскажи сначала, отчего ты изменился вцдом и ослаб, а я послушаю".

"Знай, о брат мой, - заговорил Шахземан, - что, когда ты прислал ко мне везиря с требованием явиться к тебе, я снарядился и уже вышел за город, но потом вспомнил, что во дворце осталась жемчужина, которую я хотел тебе дать. Я возвратился во дворец и нашел мою жену с черным рабом, спавшим в моей постели, и убил их и приехал к тебе, размышляя об ртом. Вот причина перемены моего вида и моей слабости; что же до того, как ко мне вернулся румянец, - позволь мне не говорить тебе об этом".

Но, услышав слова своего брата, Шахрияр воскликнул: "Заклинаю тебя Аллахом, расскажи мне, почему возвратился к тебе румянец!" И Шахземан рассказал ему обо всем, что видел. Тогда Шахрияр сказал брату своему Шахземану: "Хочу увидеть это своими глазами!" И Шахземан посоветовал: "Сделай вид, что едешь на охоту и ловлю, а сам спрячься у меня, тогда увидишь это и убедишься воочию".

Царь тотчас же велел кликнуть клич о выезде, и войска с палатками выступили за город, и царь тоже вышел; но потом он сел в палатке и сказал своим слугам: "Пусть не входит ко мне никто!" После этого он изменил обличье и украдкой прошел во дворец, где был его брат, и посидел некоторое время у окошка, которое выходило в сад, - и вдруг невольницы и их госпожа вошли туда вместе с рабами и поступали так, как рассказывал Шахземан, до призыва к послеполуденной молитве. Когда царь Шахрияр увидел это, ум улетел у него из головы, и он сказал своему брату Шахземану: "Вставай, уйдем тотчас же, не нужно нам царской власти, пока не увидим кого-нибудь, с кем случилось то же, что с нами! А иначе - смерть для нас лучше, чем жизнь!"

Они вышли через потайную дверь и странствовали дни и ночи, пока не подошли к дереву, росшему посреди лужайки, где протекал ручей возле соленого моря. Они напились из этого ручья и сели отдыхать. И когда прошел час дневного времени, море вдруг заволновалось, и из него поднялся черный столб, возвысившийся до неба, и направился к их лужайке. Увидев это, оба брата испугались и взобрались на верхушку дерева (а оно было высокое) и стали ждать, что будет дальше. И вдруг видят: перед ними джинн [4] высокого роста, с большой головой и широкой грудью, а на голове у него сундук. Он вышел на сушу и подошел к дереву, на котором были братья, и, севши под ним, отпер сундук, и вынул из него ларец, и открыл его, и оттуда вышла молодая женщина с стройным станом, сияющая подобно светлому солнцу, как это сказал, и отлично сказал, поэт Атьгия:

Засияла во тьме она - день блистает.

И сверкают стволов верхи ее светом.

Она блещет, как много солнц на восходе.

Сняв покровы, смутит она звезды ночи.

Все творенья пред нею ниц упадают,

Коль, явившись, сорвет она с них покровы.

Если же в гневе сверкнет она жаром молний,

Льются слезы дождей тогда безудержно [5].

Джинн взглянул на эту женщину и сказал: "О владычица благородных, о ты, кою я похитил в ночь свадьбы, я хочу немного поспать!" - и он положил голову на колени женщины и заснул; она же подняла голову и увидела обоих царей, сидевших на дереве. Тогда она сняла голову джинна со своих колен и положила ее на землю и, вставши под дерево, сказала братьям знаками: "Слезайте, не бойтесь ифрита". И они ответили ей: "Заклинаем тебя Аллахом, избавь нас от этого". Но женщина сказала: "Если не спуститесь, я разбужу ифрита, и он умертвит вас злой смертью". И они испугались и спустились к женщине, а она легла перед ними и сказала: "Вонзите, да покрепче, или я разбужу ифрита". От страха царь Шахрияр сказал своему брату, царю Шахземану: "О брат мой, сделай то, что она велела тебе!" Но Шахземан ответил: "Не сделаю! Сделай ты раньше меня!" И они принялись знаками подзадоривать друг друга, но женщина воскликнула: "Что это? Я вижу, вы перемигиваетесь! Если вы не подойдете и не сделаете этого, я разбужу ифрита!" И из страха перед джинном оба брата исполнили приказание, а когда они кончили, она сказала: "Очнитесь!" - и, вынув из-за пазухи кошель, извлекла оттуда ожерелье из пятисот семидесяти перстней. "Знаете ли вы, что это За перстни?" - спросила она; и братья ответили: "Не Знаем!" Тогда женщина сказала: "Владельцы всех этих перстней имели со мной дело на рогах этого ифрита. Дайте же мне и вы тоже по перстню". И братья дали женщине два перстня со своих рук, а она сказала: "Этот ифрит меня похитил в ночь моей свадьбы и положил меня в ларец, а ларец - в сундук. Он навесил на сундук семь блестящих замков и опустил меня на дно ревущего моря, где бьются волны, но не знал он, что если женщина чегонибудь захочет, то ее не одолеет никто, как оказал один из поэтов:

Не будь доверчив ты к женщинам,

Не верь обетам и клятвам их;

Прощенье их, как и злоба их

С одной лишь похотью связаны.

Любовь являют притворную,

Обман таится в одеждах их.

Учись на жизни Иосифа [6],

И там найдешь ты обманы их.

Ведь знаешь ты: твой отец Адам

Из за них уйти тоже должен был.

А другой сказал:

О несчастный, сильней от брани любимый!

Мои проступок не столь велик, как ты хочешь.

Полюбивши, свершил я этим лишь то же,

Что и прежде мужи давно совершали.

Удивленья великого тот достоин,

Кто от женских остался чар невредимым..."

Услышав от нее такие слова, оба царя до крайности удивлялись и сказали один другому: "Вот ифрит, и с ним случилось худшее, чем с нами! Подобного не бывало еще ни с кем!"

И они тотчас ушли от нее и вернулись в город царя Шахрияра, и он вошел во дворец и отрубил голову своей жене, и рабам, и невольницам.

И царь Шахрияр еженощно стал брать невинную девушку я овладевал ею, а потом убивал ее, и так продолжалось в течение трех лет.

И люди возопили и бежали со своими дочерьми, и в городе не осталось ни одной девушки, пригодной для брачной жизни.

И вот потом царь приказал своему везирю привести ему, по обычаю, девушку, и везирь вышел и стал искать, по не нашел девушки и отправился в свое жилище, угнетенный и подавленный, боясь для себя зла от царя. А у царского везиря было две дочери: старшая - по имени Шахразада, и младшая - по имени Дуньязада. Старшая читала книги, летописи и жития древних царей и предания о минувших народах, и она, говорят, собрала тысячу летописных книг, относящихся к древним народам, прежним царям и поэтам. И сказала она отцу: "Отчего это ты, я вижу, грустен и подавлен и обременен заботой и печалями? Ведь сказал же кто-то об этом:

Кто заботами подавлен,

Тем скажи: "Не вечно горе!

Как кончается веселье,

Так проходят и заботы".

И, услышав от своей дочери такие слова, везирь рассказал ей от начала до конца, что случилось у него с царем. И Шахразада воскликнула: "Заклинаю тебя Аллахом, о батюшка, выдай меня за этого царя, и тогда я либо останусь жить, либо буду выкупом за дочерей мусульман и спасу их от царя". - "Заклинаю тебя Аллахом, - воскликнул везирь, - не подвергай себя такой опасности!" Но Шахразада сказала: "Это неизбежно должно быть!" И везирь молвил: "Я боюсь, что с тобою случится то же, что случилось у быка и осла с земледельцем". - "А что же было с ними?" - спросила Шахразада.

«Четвертый рассказ невольницы»

Дошло до меня, о счастливый царь, что был некий ювелир, предававшийся любви к женщинам и питью вина. И однажды он вошел к одному своему другу и, посмотрев на стену в его доме, увидел нарисованное изображение девушки, лучше, прекрасней и изящней которой не видывали видящие. И ювелир стал часто взглядывать на нее, дивясь красоте этого образа, и любовь к изображению девушки запала ему в сердце, так что он заболел и стал близок к гибели. И один из его друзей пришел навестить его и, сев подле него, стал его расспрашивать, как он поживает и на что жалуется. И ювелир сказал: "О брат мой, вся моя болезнь и все, что меня поразило, - от любви. Я влюбился в изображение, нарисованное на стене у такого-то, моего друга". И приятель ювелира стал упрекать его и сказал: "Это от твоего малоумия! Как ты полюбил изображение на стене, которое не полезно, не вредно, не видят и не слышит, не берет и не отказывается?" - "Рисовавший изобразил ее не иначе, как по подобию прекрасной женщины", - сказал ювелир. И его друг молвил: "Может быть, тот, кто ее рисовал, создал ее из своей головы". - "Как бы то ни было, я умираю от любви к ней, - сказал ювелир. - Если есть на свете существо, сходное с этим изображением, я надеюсь, что Аллах великий продлит мою жизнь до тех пор, пока я его не увижу.

И когда присутствовавшие ушли, они стали расспрашивать, кто рисовал эту женщину, и оказалось, что рисовавший ее уехал в какую-то страну. И они написали ему письмо, жалуясь на положение их друга и спрашивая об этой картине и откуда она произошла: создал ли он ее разумом, или видел ей подобие на свете. И рисовавший прислал им такой ответ: "Я нарисовал это изображение по подобию девушки, певицы одного везиря, и она в городе Кашмире, в климате Индии".

И когда ювелир услышал об этом (а он жал в стране персов); он собрался и выехал, направляясь в страны Индия, и достиг того города после великих странствий. А вступав в этот город и расположившись там, он пошел однажды к одному москательщику, жившему в этом Городе (а этот москательщик был человек острый, понятливый и разумный), и спросил про их царя и его поведение. "Что до нашего царя, - сказал москательщик, - то он справедлив, поступает хорошо, благодетельствует жителям своего царства и творит правый суд над подданными, и не любит он на свете только одних колдунов. Когда попадается ему в руки колдун или колдунья, он бросает их в колодец за городом и оставляет их там голодать, пока они не умрут". Потом ювелир стал расспрашивать москательщика о везирях. И москательщик рассказал ему о жизни каждого везиря и о том, как тот поступает, и наконец разговор привел к той девушкепевице, и москательщик сказал: "Она у такого-то везиря".

И ювелир после этого прождал несколько дней, пока не сумел придумать хитрость. А потом, в одну дождливую ночь, с громом и сильным ветром, он вышел, взяв с собой воровские принадлежности, и отправился к дому везиря, господина той девушки. Он прицепил к стене крючьями лестницу и поднялся на крышу дворца, а взобравшись туда, он посмотрел на двор и увидел, что все невольницы спят, каждая на своем ложе. И он увидел ложе из мрамора, на котором лежала девушка, подобная луне, когда она засияет в четырнадцатую ночь месяца. И он направился к ней и сел у ее изголовья, и снял с нее покрывало, и вдруг оказалось, что покрывало на ней золотое и в головах у нее свеча, и каждая из них в подсвечников из рдеющего золота, а свечи - из амбры. А под подушкой у девушки была серебряная шкатулка" в которой лежали вое ее украшения, и она стояла закрытая у нее в головах.

И ювелир вынул нож и ударил им девушку в ягодицу, причинив ей заметную рану. И девушка проснулась, испуганная и устрашенная, и, увидав ювелира, побоялась кричать и молчала, думая, что он хочет взять ее богатства.

"Возьми шкатулку с тем, что в ней есть, тебе нет пользы убивать меня, и я под защитой твоего благородства", - оказала она. И ювелир взял шкатулку с тем, что в ней было, и ушел..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Пятьсот восемьдесят седьмая ночь

Когда же настала пятьсот восемьдесят седьмая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда ювелир поднялся во дворец везиря, он ударил девушку в ягодицу и ранил ее, а потом он взял шкатулку, в которой были ее украшения, и ушел. Когда же настало утро, он надел свои одежды и, захватив с собой шкатулку, в которой была украшения, пошел к правителю этого города, поцеловал перед ним землю и сказал: "О царь, я человек тебе преданный, и родом я из земли хорасанской. Я пришел, чтобы переселяться к твоему величеству, так как распространились вести о твоих кротких поступках и справедливости твоей к подданным, и захотелось мне быть под твоим знаменем. Я достиг этого города в конце сегодняшнего дня и, найдя ворота запертыми, лег перед ними.

И когда я был между оном и бодрствованием, я вдруг увидел четырех женщин, одна из которых была верхом на помеле, а одна верхом на опахале, и понял я, о царь, что это колдуньи, которые летят в твой город. И одна из них приблизилась ко мне и пихнула меня ногой и ударила меня лисьим хвостом, бывшим у нее в руке, и сделала мае больно. И охватил меня от удара гнев, и я ударил ее бывшим у меня ножом и попал ей в ягодицу, когда она повернулась, уносясь. И когда я ее ранил, она убежала, и у нее упала вот эта шкатулка с тем, что в ней есть, и я взял ее и открыл и увидел в ней эти дорогие украшения.

Возьми их, мне нет в них надобности, так как я человек странствующий по горам, и я изгнал земную жизнь из своего сердца и отказался от мира с его благами и стремлюсь к лику Аллаха великого". И он оставил шкатулку перед царем и ушел.

И когда он вышел от царя, царь открыл шкатулку и, вынув оттуда все украшения, стал их вертеть в руках и нашел среди них одно ожерелье, которое он пожаловал тому везирю, господину девушки. И он призвал этого везиря и, когда тот явился, сказал ему: "Вот ожерелье, которое я тебе подарил". И, увидав ожерелье, везирь узнал его и сказал царю: "Да, а я подарил его одной моей невольнице-певице". - "Приведи мне эту девушку сейчас же!" - сказал царь везирю. И тот привел девушку, и когда она явилась к царю, царь оказал: "Обнажи ей ягодицы и посмотри, есть там рана или нет". И везирь обнажил ягодицы девушки и увидел на них ножевую рану и сказал царю: "Да, о владыка, там есть рана". - "Это - колдунья, как сказал мне тот постник, наверное и без сомнения!" - сказал царь везирю. И потом царь велел бросить девушку в колодец колдунов, и ее отправили в колодец в тот же день.

А когда наступила ночь и ювелир узнал, что его хитрость удалась, он пришел к сторожу колодца, неся в руке мешок, в котором была тысяча динаров, и просидел, беседуя со сторожем, до первой трети ночи, а потом он начал с ним разговор и сказал: "Знай, о брат, что та девушка невиновна в беде, о которой рассказывают, и это я вверг ее в несчастье". И он рассказал ему всю историю, с начала до конца, и затем сказал: "О брат мой, возьми этот мешок, в нем тысяча динаров, и отдай мне девушку: я уеду с ней в мою страну. Эти динары для тебя полезнее, чем заточение девушки; воспользуйся же наградой за нас, и мы оба будем призывать на тебя благо и безопасность". И сторож, услышав рассказ ювелира, до крайности удивился, какова его хитрость и как она удалась, и взял мешок с тем, что в нем было, и предоставил ювелиру девушку с условием, что он не пробудет с ней в этом городе ни одного часа. И ювелир сейчас же взял девушку и ехал, ускоряя ход, пока не прибыл в свою страну, достигнув желаемого.

Посмотри же, о царь, каковы козни мужчин и их хитрость. Твои везири удерживают тебя от того, чтобы взять за меня должное, а завтра мы будем с тобой стоять перед справедливым судьей, и он возьмет должное мне с тебя, о царь".

И царь, услышав слова девушки, приказал убить своего сына.

И вошел к нему пятый везирь и поцеловал землю меж его руками и сказал: "О царь, великий саном, повремени и не торопись убивать твоего сына! Нередко за поспешностью следует раскаяние, и я боюсь, что ты будешь каяться, как каялся человек, который в жизни больше не смеялся". - "А как это было, о везирь?" - спросил царь. И везирь оказал:

«И Шахразаду застигав утро, и она прекратила дозволенные речи.»

Четыреста сорок третья ночь

Когда же настала четыреста сорок третья ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда оборвались доводы факиха, он поднялся на ноги и сказал: "Засвидетельствуй, о повелитель правоверных, что девушка более сведуща в законоведении, чем я".

"Я спрошу тебя кое о чем, - сказала девушка. - Дай мне быстрый ответ, если ты знающий". - "Спрашивай!" - сказал факих, и девушка спросила: "Что такое стрелы веры?" - "Их десять, - отвечал факих, - первая - исповедание, то есть верование; вторая - молитва, то есть природное свойство; третья - подать на бедных, то есть чистота; четвертая - пост, то есть щит; пятая - паломничество, то есть закон; шестая - война за веру, те есть избавление; седьмая и восьмая - побуждение и блатному и запрещение порицаемого, то есть ревность ко благу, девятая - общее согласие, то есть содружество, и десятая - искание знания, то есть достохвадьный путь".

"Хорошо! - отвечала девушка. - За тобой остался еще вопрос: что такое корни ислама?" - "Их четыре: здравые верования, искренность в стремлении к цели, память о законе и верность обету". - "Остался еще вопрос, - сказала девушка, - ответишь - хорошо, а нет - я сниму с тебя одежду". "Говори, девушка!" - сказал факих, и девушка спросила: "Что такое ветви ислама?" И факих помолчал некоторое время и ничего не ответил.

И девушка воскликнула: "Снимай с себя одежду, и я растолкую тебе это". - "Растолкуй, и я сниму для тебя с него одежду!" - сказал повелитель правоверных. И девушка молвила: "Их двадцать две ветви: следование книге Аллаха великого, подражание его посланнику (да благословит его Аллах и да приветствует!), прекращение вреда, употребление в пищу разрешенного, воздержание от запретного, исправление несправедливостей в пользу обиженных, раскаяние, знание закона веры, любовь к другу Аллаха [454], следование ниспосланному, признание посланных Аллахом правдивыми, опасение перемены, готовность к последнему отъезду, сила истинной веры, прощение при возможности, крепость при болезни, терпение в беде, знание Аллаха великого, знание того, с чем пришел его пророк (да благословит его Аллах и да приветствует!), непокорность Иблису-проклятому, борьба со своей душой и неповиновение ей и полная преданность Аллаху".

И когда повелитель правоверных услышал это от девушки, он велел снять с факиха его одежду и тайлесан [455], и факих снял это и вышел, огорченный и пристыженный перед повелителем правоверных.

А затем поднялся перед девушкой другой человек и сказал ей: "О девушка, выслушай от меня несколько вопросов". - "Говори!" - сказала девушка, и факих спросил: "Что такое правильное вручение товара?" - "Когда известна цена, известен сорт и известен срок уплаты", - отвечала девушка.

"Хорошо! - сказал факих. - Каковы правила еды и установление о ней?" - "Правила еды, - сказала девушка, - сознание, что Аллах великий наделил человека и накормил его и напоил, и благодарность Аллаху великому за это". - "А что такое благодарность?" - спросил факих, и девушка отвечала: "Благодарность состоит в том, чтобы раб израсходовал вес, чем наградил его Аллах великий, на то, для чего он это сотворил". - "А каковы установления об еде?" - спросил факих, и девушка отвечала: "Произнесение имени Аллаха, омовение рук, еда сидя на левом бедре и тремя пальцами и вкушение того, что у тебя под рукой". - "Хорошо! - сказал факих. - Расскажи мне, в чем пристойность при еде?" И девушка отвечала "В том, чтобы класть в рот маленькие куски и редко смотреть на сидящего рядом". - "Хорошо" - сказал факих..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Четыреста сорок четвертая ночь

Когда же настала четыреста сорок четвертая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда девушка была опрошена о пристойности при еде и дала ответ, спрашивающий факих сказал ей: "Хорошо! Расскажи мне об убеждениях сердца и определении их через противоположное". "Их три, - отвечала девушка, - и противоположных определений тоже три. Первое убеждение - вера, а противоположное определение этого - отказ от многобожия; второе убеждение - сунна, а противоположное определение этого - отказ от новшеств; третье убеждение - покорность Аллаху, а противоположное определение этого - отказ от ослушания его".

"Хорошо! Расскажи мне, каковы условия малого омовения?" - сказал факих. И девушка отвечала: "Предание себя Аллаху, способность различать, чистота воды, отсутствие ощущаемого препятствия и отсутствие препятствия по закону".

"Хорошо! - сказал факих. - Расскажи мне о вере". - "Вера, - отвечала девушка, - разделяется на девять отделов: вера в того, кому поклоняешься; вера в то, что ты раб; вера в особую сущность бога; вера в две горсти; вера в предопределение; вера в отменяющее; вера в отмененное; вера в Аллаха, его ангелов и посланников; вера в судьбу и предопределенное в благом и злом, сладостном и горестном".

"Хорошо! - сказал факих. - Расскажи мне о трех вещах, которые препятствуют трем другим вещам". - "Хорошо, - отвечала девушка. - Рассказывают о Суфьяне-ас-Саури [456], что говорил: "Три вещи губят три другие вещи: пренебрежение праведниками губит будущую жизнь, пренебрежение царями губит душу, а пренебрежение тратами губит деньги".

"Хорошо! - сказал факих" - Расскажи мне о ключах небес и сколько на небесах ворот". И девушка ответила: "Сказал Аллах великий: "И открылось небо и были там ворота", - а пророк (да благословит его Аллах и да приветствует!) сказал: "Не ведает числа ворот на небе никто, кроме того, кто сотворил небо, и нет ни одного сына Адама, для которого бы не было на небе двух ворот: через одни ворота нисходит его надел, а через другие ворота возносятся его деяния, и не замкнутся ворота его надела, пока не прервется срок жизни его, и не замкнутся врата его деяний, пока не вознесется его дух".

"Хорошо! - сказал факих. - Расскажи мне, что вещь, что полувещь и что не вещь". И девушка отвечала: "Вещь - это правоверный; полувещь - это лицемер, а не вещь - это неверный".

"Хорошо! Расскажи мне про сердца", - сказал факих. И девушка отвечала: "Бывает сердце здоровое, сердце больное, сердце кающееся, сердце себя посвящающее и сердце светящее. Здоровое сердце - это сердце Друга Аллаха; сердце больное - это сердце неверного; сердце кающееся - это сердце богобоязненных, боящихся; сердце себя посвящающее - это сердце господина нашего Мухаммеда (да благословит его Аллах и да приветствует!); и сердце светящее - это сердце тех, кто за ним следует. А сердца ученых троякие: сердце, привязанное к здешнему миру, сердце, привязанное к последней жизни, и сердце, привязанное к своему владыке. Сказано также, что сердец три: сердце привязанное - а это сердце неверного, сердце потерянное - это сердце лицемера, и сердце твердое - это сердце правоверного. Сказано также, что их три: сердце, развернутое светом и верой, сердце, пораненное страхом разлуки, и сердце, боящееся быть покинутым". - "Хорошо!" - оказал факих..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Четыреста сорок пятая ночь

Когда же настала четыреста сорок пятая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда второй факих задал девушке вопросы и та ему ответила, он сказал: "Хорошо!" - "О повелитель правоверных, сказала тогда девушка, - он опрашивал меня, пока не утомился, а я задам ему два вопроса, и если он даст мне на них ответ, пусть так, а если нет, я возьму его одежду, и он уйдет с миром".

"Спрашивай меня о чем хочешь", - сказал факих. И девушка молвила: "Что ты окажешь о вере?" - "Вера, - ответил факих, - есть подтверждение языком и признание истины сердцем и действие членами. И сказал он (молитва над ним и привет!): "Не завершить правоверному веры, пока не завершится в нем пять качеств: упование на Аллаха, препоручение себя Аллаху, подчинение власти Аллаха, согласие на приговор Аллаха я чтобы были его дела угодны Аллаху, ибо тот, кто любил ради Аллаха и давал ради Аллаха и отказывал ради Аллаха, тот уверовал вполне".

"Расскажи мне о правиле правил, о правиле в начале всех правил, о правиле, нужном для всех правил, о правиле, заливающем все правила, об установлении, входящем в правило, и об установлении, завершающем правило", - сказала девушка. И факих промолчал и ничего не ответил. И повелитель правоверных велел Таваддуд растолковать это и приказал факиху снять с себя одежду м отдать ее девушке.

И тогда девушка сказала: "О факих, правило правил - это познание Аллаха великого; правило в начале всех правил - это свидетельство, что нет бога, кроме Аллаха, и что Мухаммед - посланник Аллаха; правило, нужное для всех правил, - это малое омовение; правило, заливающее все правила, - это большое омовение от нечистоты. Постановление, входящее в правило, - это промывание пальцев и промывание густой бороды, а постановление, завершающее правило, - это обрезанное.

И тут стало ясно бессилие факиха, и он поднялся на ноги и сказал: "Призываю Аллаха в свидетели, о повелитель правоверных, что эта девушка более сведуща, чем я, в законоведении и в прочем!" А потом он снял с себя одежду и ушел, удрученный.

Что же касается истории с наставником и чтецом, то девушка обратилась к остальным ученым, которые присутствовали, и спросила их: "Кто из вас наставник и чтец, знающий семь чтений и грамматику и лексику?"

И чтец поднялся и сел перед нею и спросил: "Читала ли ты книгу Аллаха великого и утвердилась ли в знании ее стихов, отменяющих и отмененных, твердо установленных и сомнительных, мекканских и мединских? Поняла ли ты ее толкование и узнала ли ты ее передачи и основы ее чтения?" - "Да", - отвечала девушка.

И факих сказал: "Расскажи мне о числе сур в Коране: сколько там десятых, сколько стихов, сколько букв и сколько падений ниц? Сколько пророков в нем упомянуто, сколько в нем сур мединских и сколько сур мекканских и сколько в нем упомянуто существ летающих?" - "О господин, - ответила девушка, - что касается до сур в Коране, то их сто четырнадцать, и мекканских из них - семьдесят сур, а мединских - сорок четыре. Что касается десятых частей, то их шестьсот десятых и двадцать одна десятая; стихов в Коране - шесть тысяч двести тридцать шесть, а слов в нем семьдесят девять тысяч четыреста тридцать девять, и букв - триста двадцать три тысячи шестьсот семьдесят; и читающему Коран за каждую букву зачтется десять благих дел. А падения ниц - их четырнадцать..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Четыреста сорок шестая ночь

Когда же настала четыреста сорок шестая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда чтец спросил девушку про Коран, она ему ответила и сказала: "Что же до пророков, имена которых упомянуты в Коране, то их - двадцать пять: Адам, Нух, Ибрахим, Исмаил, Исхак, Якуб, Юсуф, аль-Яса, Юнус, Лут, Салих, Худ, Шуайб, Дауд, Сулейман, Зу-яь-Кифль, Идрис, Ильяс, Яхья, Закария, Айюб, Муса, Харун и Мухаммед (да будет благословение Аллаха и его привет над ними всеми!). Что же касается летающих существ, то их - девять". - "Как они называются?" спросил факих. И девушка отвечала: "Комар, пчела, муха, муравей, удод, ворон, саранча, Абабиль и птица Исы [457] (мир с ним!), а это - летучая мышь".

"Хорошо! - сказал факих. - Расскажи мне, какая сура в Коране самая лучшая?" - "Сура о Корове", - ответила девушка. - "А какой стих самый великий?" - спросил факих. "Стих о престоле, и в нем пятьдесят слов, и в каждом слове пятьдесят благословений". - "А какой стих содержит девять чудес?" - спросил факих. И девушка сказала: "Слово его (велик он!): "Поистине, в создании небес и земли и в смене дней и ночей, и в кораблях, которые бегут по морю с тем, что полезно людям..." и до конца стиха". "Хорошо! - сказал факих. - Расскажи мне, какой стих самый справедливый". И девушка отвечала: "Слово его (велик он!): "Аллах приказывает быть справедливым и милостивым и оделять состоящих в родстве и запрещает мерзости, порицаемые дела и несправедливость". - "А в каком стихе больше всего желания?" - спросил факих. И девушка сказала: "В словах его (велик он!): "Не желает разве всякий муж из них войти в сад блаженства?" - "А в каком стихе более всего надежды?" - "В слове его (велик он!): "Скажи: "О рабы мои, что погрешили против самих себя, не отчаивайтесь в милости Аллаха: поистине Аллах прощает грехи полностью, ибо он всепрощающий, всемилостивый".

"Хорошо! Расскажи мне, по какому чтению ты читаешь?" - сказал факих. И девушка ответила: "По чтению обитателей рая, то есть по чтению Нафи". - "А в каком стихе солгали пророки?" - "В слове его (велик он!): "И они вымазали его рубашку ложной кровью", - а они - это братья Юсуфа". - "А скажи мне, в каком стихе неверные сказали правду?" - спросил факих. И девушка ответила: "В слове его (велик он!): "И сказали евреи: "Христиане ни на чем не основываются"; и сказали христиане: "Евреи ни на чем не основываются", а они читают писание - и все они сказали правду", - "А в каком стихе Аллах говорит о самом себе?" - спросил факих. И девушка ответила: "В слове его (велик он!): "И сотворил я джиннов и людей лишь для того, чтобы они мне поклонялись". - "А в каком стихе слова ангелов?" "В слове его (велик он!): "Мы возглашаем тебе хвалу и восхваляем тебя".

"Расскажи мне о возгласе: "Прибегаю к Аллаху от дьявола, битого камнями!" - и о том, что о нем сказано", - молвил факих. И девушка ответила: "Охранительный возглас - обязанность, которую Аллах повелел исполнять при чтении Корана, и указывает на это слово его (велик он!): "И когда ты читаешь Коран, прибегай к защите Аллаха от дьявола, битого камнями", - "Расскажи мне, каковы слова охранительного возгласа и в чем разногласие относительно него?" - спросил факих. И девушка сказала: "Некоторые произносят его, говоря: "Прибегаю к Аллаху всеслышащему, всезнающему, от дьявола, битого камнями!" А некоторые говорят: "К Аллаху всесильнейшему". А лучше всего то, что гласит великий Коран и что дошло в установлениях. И пророк (да благословит его Аллах и да приветствует!), начиная читать Коран, говорил: "Прибегаю к Аллаху от дьявола, битого камнями!" Рассказывают со слов Нафи, ссылавшегося на своего отца, что тот говорил: "Когда посланник Аллаха (да благословит его Аллах и да приветствует!) поднимался ночью молиться, он говорил: "Аллах превелик в своем величии, и хвала Аллаху премногая. Слава Аллаху поутру и вечером!" И говорил он: "Прибегаю к Аллаху от дьявола, битого камнями, и от наущения дьявола и внушений его". Передают про Ибн Аббаса [458] (да будет доволен Аллах им и отцом его!), что он говорил: "Когда был впервые послан Джибриль пророку (да благословит его Аллах и да приветствует!), он научил его охранительному возгласу и сказал: "Скажи, о Мухаммед: "Прибегаю к Аллаху всеслышащему, всезнающему"; потом скажи: "Во имя Аллаха, милостивого, милосердого", затем: "Читай во имя господа твоего, который создал". А создал он человека из сгустка крови".

И когда чтец Корана услышал речи девушки, он изумился ее словам и красноречию, уму и достоинствам и оказал ей: "О девушка, что ты скажешь о слове его (велик он!); "Во имя Аллаха, милостивого, милосердого?" Стих ли это из стихов Корана?" - "Да, - отвечала девушка, - это стих Корана в суре "Муравей" и стих между каждыми двумя сурами, и разногласие об этом среди (ученых велико". - "Хорошо!" - сказал факих..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Четыреста сорок седьмая ночь

Когда же настала четыреста сорок седьмая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда девушка ответила чтецу Корана и сказала, что о словах: "Во имя Аллаха, милостивого, милосердого!" - великое разногласие среди ученых, чтец сказал: "Хорошо! Расскажи мне, почему не пишут в начале суры "Отречение": "Во имя Аллаха, милостивого, милосердого"?" И девушка ответила: "Когда была ниспослана сура "Отречение" о нарушении договора, который был между пророком (да благословит его Аллах и да приветствует!) и многобожниками, пророк (да благословит его Аллах и да приветствует!) послал к ним Али ибн Абу-Талиба [459] (да почтит Аллах его лик!), в день празднества, с сурой "Отречение", и Али прочитал ее им, но не прочитал: "Во имя Аллаха, милостивого, милосердого! "

"Расскажи мне о преимуществе и благословенности слов: "Во имя Аллаха, милостивого, милосердого!" - сказал факих. И девушка молвила: "Передают, что пророк (да благословит его Аллах и да приветствует!) говорил: "Если прочитают над чем-нибудь: "Во имя Аллаха, милостивого, милосердого!", всегда будет в этом благословение". И еще передают слова его (да благословит его Аллах и да приветствует!): "Поклялся господь величия величием своим, что всякий раз, как произнесут над больным: "Во имя Аллаха, милостивого, милосердого!", он исцелится от болезни". И говорят, что, когда господь создал свой престол, он задрожал великим дрожанием, и написал на нем Аллах: "Во имя Аллаха, милостивого, милосердого!", и утихло Дрожание его. И когда было ниспослано: "Во имя Аллаха, милостивого, милосердого!" - на посланника Аллаха (да благословит его Аллах и да приветствует!), он сказал: "Мне не угрожают ныне три вещи: провалиться сквозь землю, быть превращенным и утонуть". Достоинства этих слов велики и благословенность их многочисленна, так что долго было бы это излагать; и о посланнике Аллаха (да благословит его Аллах и да приветствует!) передают, что он сказал: "Приведут человека в день воскресения, и будет истребован от него отчет, и не найдется у него благого дела, и будет поведено ввергнуть его в огонь, и скажет он: "О боже мой, ты не был справедлив со мною!" И скажет Аллах (велик он и славен!): "А почему так?" и ответит человек: "О господи, потому что ты назвал себя милостивым, милосердым и хочешь пытать меня огнем". И скажет ему тогда Аллах (да возвысится его величие!): "Я назвал себя милостивым, милосердым; отведите раба моего в рай по моему милосердию, ибо я - милосерднейший из милосердых".

"Хорошо! - сказал чтец Корана. - Расскажи мне о первом появлении слов: "Во имя Аллаха, милостивого, милосердого!" И девушка сказала: "Когда начал Аллах великий ниспосылать Коран, писали: "Во имя твое, боже мой!", а когда ниспослал Аллах великий слова: "Скажи: "Взывайте к Аллаху, или взывайте к милостивому, как бы ни взывали к нему, у него имена прекраснейшие", стали писать: "Во имя Аллаха милостивого!" Когда же было ниспослано: "Господь ваш - господь единый, нет господа, кроме него, милостивого, милосердого", стали писать: "Во имя Аллаха, милостивого, милосердого!"

И когда чтец услышал слова девушки, он опустил голову и сказал про себя: "Вот, поистине, дивное диво! Как рассуждала эта девушка о первом появлении: "Во имя Аллаха, милостивого, милосердого!" Клянусь Аллахом, мне непременно нужно с ней схитрить, может быть, я ее одолею".

"О девушка, - сказал он ей, - ниспослал ли Аллах Коран весь сразу или он его ниспосылал по частям?" И она ответила: "Нисходил с ним Джибриль-верный (мир с ним!) от господа миров к пророку его Мухаммеду, господину посланных и печати пророков, с повелением и запрещением, обещанием и угрозой, рассказами и притчами в течение двадцати лет, отдельными стихами, сообразно с событиями".

"Хорошо! - сказал факих. - Расскажи мне о первой суре, которая была низведена на посланника Аллаха (да благословит его Аллах и да приветствует!)". И девушка отвечала: "По словам Ибн Аббаса, это - сура "О сгустке крови", а по словам Джабира ибн Абд-Аллаха - сура "О завернувшемся в плащ", а затем, после этого, были ниспосланы прочие суры и стихи". - "Расскажи мне о последнем стихе, который был ниспослан", - сказал чтец Корана. И девушка ответила: "Последний стих, ниспосланный пророку, - "стих о лихве", но говорят также, что это - слова: "Когда придет поддержка Аллаха и победа..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Четыреста сорок восьмая ночь

Когда же настала четыреста сорок восьмая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда девушка ответила чтецу о последнем стихе, ниспосланном в Коране, чтец сказал: "Хорошо, расскажи мне о числе сподвижников, которые собирали Коран при жизни посланника Аллаха (да благословит его Аллах и да приветствует!)". И девушка отвечала: "Их четверо: Убейн ибн Каб, Зад ибн Сабит, Абу-Убейда-Амир ибн аль-Джаррах и Осман ибн Аффан (да будет доволен Аллах ими всеми!)" - "Хорошо! - сказал чтец Корана. - Расскажи мне о чтецах, от которых заимствуют чтение". И девушка отвечала: "Их четверо: Абд-Аллах ибн Масуд, Убейй ибн Каб, Муаз ибн Джабаль и Салим ибн Абд-Аллах".

"А что ты скажешь о словах его (велик он!): "И то, что заколото перед воздвигнутыми"?" [460] - спросил чтец Корана. И девушка ответила: "Воздвигнутые - это идолы, которых воздвигают и которым поклоняются помимо великого Аллаха (прибегаю к Аллаху великому!)". - "А что ты скажешь о словах его (велик он!): "Ты знаешь, что у меня в душе, а я не знаю, что у тебя в душе"?" - спросил чтец Корана, и девушка ответила: "Это значит: ты знаешь меня доподлинно и знаешь, что есть во мне, а я не знаю, что есть в тебе. И указание на это в словах его (велик он!): "Поистине, ты тот, кто знает скрытое". А говорят также, что это значит: ты знаешь мою сущность, а я не знаю твоей сущности".

"А что ты скажешь о словах его (великой!): "О те, кто уверовал, не объявляйте запретными благ, которые разрешил ваш Аллах"?" - спросил чтец Корана. И девушка ответила: "Говорил мне мой шейх (да помилует его Аллах великий!) со слов ад-Даххака, что тот сказал: "Это люди из мусульман, которые сказали: "Отрежем наши мужские части и наденем власяницы", - и был ниспослан этот стих. А Катада [461] говорил, что он был ниспослан из-за нескольких сподвижников посланника божьего (да благословят его Аллах и да приветствует!) Али ибн Абу-Талиба, Османа ибн Мусаба и других, которые сказали: "Оскопим себя, оденемся в волос и станем монахами", - и был ниспослан этот стих".

"А что ты скажешь о словах его (велик он!): "И сделал Аллах Ибрахима другом"?" - спросил чтец Корана. И девушка ответила: "Друг - это нуждающийся, испытывающий в ком-нибудь нужду; а по словам других, это - любящий и преданный Аллаху великому, тот, чью преданность ничто не смущает".

И когда чтец Корана увидал, что слова девушки бегут, как бегут облака, и она не медлит с ответом, он поднялся на ноги и воскликнул: "Призываю в свидетели Аллаха, о повелитель правоверных, что эта девушка лучше меня знает чтение Корана и другое!" И тут девушка сказала: "Я задам тебе один вопрос, и если ты дашь на него ответ - пусть так, а иначе я сниму с тебя одежду". - "Спрашивай его!" - сказал повелитель правоверных. И девушка молвила: "Что ты скажешь о стихе, в котором двадцать три кафа, и о стихе, где шестнадцать мимов, и о стихе, где сто сорок айнов [462], и о части Корана, в которой нет возгласа возвеличения?" И чтец Корана был бессилен ответить, и девушка молвила: "Снимай свои одежды!"

А когда он снял с себя одежды, девушка сказала: "О повелитель правоверных, стих, в котором шестнадцать мимов, находится в суре "Худ", и это слова его (велик он!) - и сказано было: "О Нух, выходи с миром от нас и благословениями над тобою..." и дальше до конца стиха; а стих, в котором двадцать три кафа, - в суре о Корове, и это - стих о долге; а стих, где сто сорок айнов, - в суре "Преграды", и это - слова его (велик он!): "И выбрал Муса из племени своего семьдесят человек для назначенного нами времени, а у каждого человека ведь два глаза". А часть, в которой нет возгласа возвеличения, это - суры: "Приблизился час и раскололся месяц", "Всемилостивый" и "Постигающее".

И чтец Корана снял бывшие на нем одежды и ушел пристыженный..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Четыреста сорок девятая ночь

Когда же настала четыреста сорок девятая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда девушка одолела чтеца Корана, он снял с себя одежды и ушел пристыженный.

И тогда к девушке подошел искусный лекарь и сказал ей: "Мы покончили с наукой о вере; подбодри же свой ум для наук о телах и расскажи мне о человеке: какова его природа, сколько у него в теле жил, и сколько костей, и сколько позвонков, и где первая жила, и почему назван Адам Адамом". И девушка отвечала: "Адам назван Адамом за свою смуглость, то есть за коричневый цвет лица; а говорят, потому что он сотворен из каменистой земли [463], то есть из верхнего ее слоя. Грудь Адама - из земли Кабы, голова его - из земли Востока, а ноги его - из земли Запада. У человека сотворено семь врат в голове его: это - два глаза, два уха, две ноздри и рот, и в нем устроены два прохода: передний и задний. И сделал Аллах глаза с чувством зрения, уши с чувством слуха, ноздри с чувством обоняния, рот с чувством вкуса, а язык сотворил он выговаривающим то, что в глубине души человека. И создал он Адама сложенным из четырех стихий: воды, земли, огня и воздуха. И у желтой желчи - природа огня, так как она горячая и сухая; у черной желчи - природа земли, так как она холодная и сухая; у мокроты - природа воды, так как она холодная и влажная; у крови - природа воздуха, так как она горячая и влажная. Аллах сотворил в человеке триста шестьдесят жил, двести сорок костей и три души: животную, духовную и природную, и каждой присвоил действие; и сотворил в человеке Аллах сердце, и селезенку, и легкие, и шесть кишок, и печень, и две почки, и две ягодицы, и костный мозг, и кости, и кожу, и пять чувств: слух, зрение, обоняние, вкус и осязание. И сердце он поместил в левой стороне груди, а желудок поместил перед сердцем, и легкие сделал опахалом для сердца; а печень он поместил в правой стороне, напротив сердца. А кроме того, он создал перепонки и кишки и расположил грудные кости и сплел их с ребрами".

"Хорошо! - сказал лекарь. - Расскажи мне, сколько у человека в голове впадин?" - "Три впадины, - отвечала девушка, - ив них находятся пять сил, которые называют внутренними чувствами: способность к восприятию, способность к воображению, способность к представлению, способность мыслить и память". - "Хорошо, - сказал лекарь, - расскажи мне о костном остове..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Ночь, дополняющая до четырехсот пятидесяти

Когда же настала ночь, дополняющая до четырехсот пятидесяти, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда лекарь сказал девушке: "Расскажи мне о костном остове", - она сказала: "Он состоит из двухсот сорока костей и разделяется на три части: голову, туловище и конечности. Голова разделяется на череп и лицо; череп состоит из восьми костей, к которым присоединяют четыре слуховые косточки, а лицо разделяется на верхнюю челюсть и нижнюю челюсть. Верхняя челюсть состоит из одиннадцати костей, а нижняя - из одной кости, к которой присоединяются зубы (а их тридцать два) и подъязычная кость. Что же касается туловища, то оно разделяется на позвоночную цепь, грудь и таз. Цепь состоит из двадцати четырех костей, которые называются позвонками, грудь состоит из грудной кости и ребер, - а их двадцать четыре ребра, с каждой стороны по двенадцати. Таз же сложен из двух бедренных костей, крестца и копчика. А что до конечностей, то они разделяются на две верхних конечности и две нижних конечности. Каждая из верхних конечностей состоит, во-первых, из плеча, которое сложено из лопатки и ключицы; во-вторых, из предплечья, в котором одна кость; в-третьих, из руки, которая сложена из двух костей: лучевой и локтевой, и, в-четвертых, из кости, которая состоит из запястья, пясти и пальцев. Запястье сложено из восьми костей, которые расположены в два ряда, по четыре кости в каждом, и пясть заключает пять костей, а пальцев - числом пять, и каждый состоит из трех костей, называемых суставами, кроме большого пальца, который сложен только из двух суставов. Две нижних конечности состоят каждая, во-первых, из бедра, в котором одна кость; во-вторых, из голени, сложенной из трех костей: большой берцовой, малой берцовой и коленной чашки; в-третьих, из ступни, которая, как кисть, состоит из пятки, плюсны и пальцев. Пятка сложена из семи костей, расположенных в два ряда: в первом - две кости, во втором пять, а плюсна состоит из пяти костей. Пальцев - числом пять, и каждый из них сложен из трех суставов, кроме большого (он только из двух суставов)".

"Хорошо, - сказал лекарь. - Расскажи мне об основе жил". - "Основа жил, - отвечала девушка, - сердечная жила, и от нее расходятся остальные жиды. Их много, и знает их число лишь тот, кто их создал, и говорят, что их триста шестьдесят, как было сказано раньше. Аллах сделал язык толмачом, и глаза - светильниками, и ноздри - вдыхающими запах, и руки - хватающими. Печень - вместилище милости, селезенка - смеха, а в почках находится коварство. Легкие - это опахала, желудок - кладовая, а сердце опора тела: когда исправно сердце, исправно все тело, а когда оно портятся, портится все тело".

"Расскажи мне, - сказал лекарь, - каковы приметы и внешние признаки, которые указывают на болезнь в наружных и внутренних членах тела?" "Хорошо, - отвечала девушка. - Если лекарь обладает понятливостью, он исследует состояние тела и узнает, щупая руки, тверды ли они, горячи ли, сухи ли, холодны ли, или влажны. Во внешнем состоянии имеются признаки внутренних недугов; так, желтизна глаз указывает на желтуху, а сгорбленная спина - признак легочной болезни". - "Хорошо", - сказал лекарь..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Четыреста пятьдесят первая ночь

Когда же настала четыреста пятьдесят первая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда девушка описала лекарю внешние признаки, тот сказал: "Хорошо, а каковы внутренние признаки?" И девушка молвила: "Определение болезней по внутренним признакам исходит из шести основ: во-первых - из поступков; во-вторых - из выделений тела; в-третьих - из болей; в-четвертых - из места болей; в-пятых - из опухолей и в-шестых - из побочных обстоятельств".

"Расскажи мне, что приводит боль к голове", - спросил лекарь. И девушка сказала: "Введение пищи поверх другой пищи, раньше чем переварится первая, и сытость вслед за сытостью - вот что погубило народы. Кто хочет долгой жизни, тот пусть рано обедает, и не поздно ужинает, и мало сходится с женщинами, и облегчает для себя вред, то есть не умножает кровопускания и отсасывания крови пиявками. И должен он разделить свою утробу на три трети: треть - для пищи, треть - для воды и треть - для дыхания, ибо кишки сынов Адама - в восемнадцать пядей, и шесть пядей должно назначать для пищи, шесть - для питья и шесть - для дыхания. А если он ходит с осторожностью, это более подобает ему и прекраснее для его тела и совершеннее, по слову Аллаха (велик он!): "И не ходи по земле горделиво".

"Хорошо! - смазал лекарь. - Расскажи мне, каковы признаки разлития желтой желчи и чего следует из-за нее опасаться". - "Разлитие желтой желчи, - отвечала девушка, - узнается по желтому цвету лица, горечи во рту в сухости, слабой охоте к еде и быстроте биения крови, и опасна для больного ею; сжигающая горячка, воспаление мозга, чирьи, желтуха, опухоли, язвы в кишках и сильная жажда - вот признаки разлития желтой желчи".

"Хорошо! - сказал лекарь. - Расскажи мне, какие признаки черной желчи и чего следует из-за нее опасаться для больного ею, когда овладеет она телом?" И девушка отвечала: "От нее рождается ложная охота к еде, великое беспокойство, забота и тоска, и следует тогда человеку опорожниться; иначе зародится из-за нее меланхолия, слоновая болезнь, рак, боли в селезенке и язвы в кишках".

"Хорошо! - сказал лекарь. - Расскажи мне, на сколько частей разделяется врачевание?" - "Оно разделяется на две части, - ответила девушка. Одна из них - уменье обращаться с больными телами, а вторая - знание, как вернуть их к здоровому состоянию". - "Расскажи мне, - сказал лекарь, - в какое время пить лекарство полезнее, чем в другое?" И девушка ответила: "Когда потечет сок в деревьях и завяжутся ягоды на лозах и когда взойдет звезда счастья, тогда пришло время пользы от питья лекарства и будет прогнана болезнь". - "Расскажи мне, когда бывает так, что, если выпьет человек из нового сосуда, напиток окажется ему здоровее и полезнее, чем в другое время, и поднимется от него приятный и благоуханный запах", - спросил лекарь. И девушка ответила: "Когда он подождет немного после вкушения пищи; ведь сказал поэт:

Не пей же ты после кушанья с поспешностью

Потянешь тело к хвори ты уздою.

Потерпи, поевши, недолго ты, время малое

И быть может, брат мой, получишь ты, что хочешь".

"Расскажи мне о пище, от которой не возникают болезни", - сказал лекарь. И девушка ответила: "Это пища, которую вкушают лишь после голода и, вкушая ее, не наполняют ею ребер, по слову Галена-врача: [464] "Кто хочет ввести в себя пищу, пусть помедлит и затем не ошибется".

И закончим мы словом пророка (молитва и привет над ним!) "Желудок дом болезни, а диета - голова лекарств, и корень всякой болезни расстройство, то есть несварение..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Четыреста пятьдесят вторая ночь

Когда же настала четыреста пятьдесят вторая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда девушка сказала врачу: "Желудок дом болезни, а диета - голова лекарств", и дальше до конца хадиса, врач спросил ее: "Что ты скажешь о бане?" И девушка ответила: "Пусть не входит в нее сытый, и сказал пророк (да благословит его Аллах и да приветствует!): "Прекрасный дом - баня: она очищает тело и напоминает об огне". - "В какой бане наилучшая вода?" - спросил лекарь. И девушка сказала: "В той, где вода мягкая и обширен простор и приятен воздух, так что бывает в ней четыре воздуха: осенний, летний, зимний и весенний".

"Расскажи мне, какое кушанье наилучшее?" - молвил лекарь. И девушка ответила: "Кушанье, которое сделали женщины, над которым мало трудились и которое ты съел с удовольствием. И лучшее кушанье - сарид, по слову пророка (да благословит его Аллах и да приветствует!): "Превосходство сарида над кушаньями подобно превосходству Лиши над прочими женщинами" [465]. - "А какая из приправ наилучшая?" - спросил лекарь. И девушка ответила: "Мясо, во слову пророка (молитва над ним привет!); "Лучшая приправа - мясо, ибо в нем услада и в дольней жизни и в последней". - "А какое мясо наилучшее?" - спросил лекарь. И девушка ответила: "Барашек, во избегай вяленого мяса, так как в нем нет пользы. - "Расскажи мне о плодах", - молвил лекарь. И девушка сказала: "Ешь их, когда наступает их время, и оставь их, когда окончилось их время". - "А что ты скажешь о питье воды?" - спросил лекарь. И девушка молвила: "Не пей ее несколько раз сряду и не выпивай ее одним духом: тебе повредит из-за нее головная боль, и расстроят тебе всевозможные недуги. Не пей воды после выхода из бани и после сношения, не пей вслед за едой, раньше чем пройдет пятнадцать минут для юноши, а для старца - сорок минут, и не пей после пробуждения от сна".

"Хорошо! - сказал лекарь. - Расскажи мне о питъе вина". - "Разве недостаточно удерживает тебя, - ответила девушка, - то, что приведено в книге Аллаха великого, там, где сказал он: - "Вино, и мейсир, в плоды, и гадательные стрелы - это лишь скверна из дел сатаны; сторонитесь этого, быть может вы преуспеете". И сказал он, великий: "Они спрашивают тебя о вине и мейсире; скажи: в них и прегрешение великое и полезности, но греха в них больше, чем пользы". И сказал поэт:

О ты, что пьешь вино, не стыдишься ли?

Ты пьешь ведь то, что бог запретил нам.

Оставь вино, его не пей больше ты,

Ведь за него корил Аллах, право!

А другой сказал в том же смысле!

И пил я грех, пока не исчез мой разум

И плох напиток, раз исчез рассудок.

Что же касается полезных свойств, которые есть в вине, то оно дробит камни в почках, укрепляет кишки, прогоняет заботу, возбуждает великодушие, сохраняет здоровье, помогает пищеварению, делает здоровым тело, выводит болезни из суставов, очищает тело от вредных жидкостей, порождает восторг и радость, усиливает природный жар, укрепляет мочевой пузырь, придает крепость печени, открывает запоры, румянит лицо, очищает от нечистот голову и мозг и задерживает приход седины; и если бы Аллах (велик он и славен!) не запретил вина, не было бы на лице земли ничего, что могло бы заступить его место. А что до мейсира, то это - игра на ставку". - "А какое из вин самое лучшее?" - спросил лекарь. И девушка сказала: "То, которое пьют после восьмидесяти дней или больше, и выжато оно из белого винограда, и не примешано к нему воды: нет на лице земли ничего, ему подобного".

"Что ты скажешь об употреблении пиявок?" - спросил лекарь. И девушка ответила: "Это для тех, кто наполнен кровью, и нет в крови их убыли. Кто хочет поставить себе пиявки, пусть ставит их, когда убывает месяц, в день без облаков, ветра и дождя, и пусть это будет в семнадцатое число месяца, а если это совпадает с днем вторника, то пользы скажется больше. Нет ничего полезнее пиявок для мозга и глаз и для просветления рассудка..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Четыреста пятьдесят третья ночь

Когда же настала четыреста пятьдесят третья ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда девушка описала полезные следствия употребления пиявок, врач сказал ей: "Расскажи мне, когда лучше всего ставить пиявки?" И девушка ответила: "Их лучше всего ставить натощак: это увеличивает разум и память. Передают о пророке (молитва Аллаха над ним и привет!), что когда кто-нибудь жаловался ему на боль в голове или в ногах, он всегда говорил: "Поставь пиявки!" А когда человек поставил себе пиявки, пусть не ест натощак соленого: это вызывает чесотку, и пусть не ест после них кислого". - "А в какое время ставить пиявки считается дурным?" - спросил лекарь. И девушка сказала: "В день субботы или в четверг, и кто поставит в эти дни пиявки, пусть упрекает только самого себя. Не должно ставить пиявок в сильную жару или жестокую стужу, и лучшие дни для этого - дни весны".

"Расскажи мне о сношениях", - сказал лекарь.

И когда девушка услышала это, она промолчала и опустила голову, застыдившись, из уважения к повелителю правоверных; а потом она сказала: "Клянусь Аллахом, о повелитель правоверных, я не бессильна, но я смутилась, и ответ на это у меня на кончике языка". - "Говори, о девушка!" молвил повелитель правоверных. И Таваддуд сказала врачу: "Поистине, в совокуплении - великие достоинства и похвальные дела: оно облегчает тело, наполненное черной желчью, успокаивает жар страсти, привлекает любовь, веселит сердце и прекращает тоску, и умножать сношения в дни лета и осени вреднее, чем зимой или весной".

"Расскажи мне о пользе сношения", - молвил лекарь.

И девушка сказала: "Оно прекращает заботы и беспокойство, успокаивает страсть и гнев и полезно при язвах. Все это так, когда в природе человека преобладает холодность и сухость, а иначе частые сношения ослабляют зрение, и от них рождается боль в ногах, голове и спине. Берегись, берегись сношений со старухой: это - одно из дел убийственных; и говорил имам Али (да почтит Аллах лик его!): "Четыре вещи убивают тело и делают его дряхлым: ходить в баню, когда сыт, есть соленое, иметь сношение, наполнившись пищей, и совокупляться с больной - это ослабляет твои силы и делает твое тело хворым". Старуха - это убийственный яд, и кто-то сказал: "Берегись жениться на старухе, даже если у нее больше сокровищ, чем у Каруна" [466].

"А какое сношение самое приятное?" - спросил лекарь, и девушка сказала: "Когда женщина молода годами, прекрасна станом, с красивыми щеками, благородными предками и выдающейся грудью. Она прибавит силы здоровью твоего тела и будет такова, как сказал о ней кто-то из поэтов:

Только взглянешь ты - и научится всему она,

По внушению, без указки и изъяснения,

А когда посмотришь на дивную красоту ее

Ее прелести и прекрасный сад заменят".

"Расскажи мне, в какое время хорошо иметь сношение?" - спросил лекарь. И девушка сказала: "Если ночью, то после того как переварится пища, а если днем, то после обеда". - "Расскажи мне, какие плоды наилучшие?" - спросил лекарь. И Таваддуд молвила: "Гранат и лимон". - "Расскажи мне про наилучший из овощей". - "Это - цикорий". - "А какие цветы самые лучшие?" - спросил лекарь. И Таваддуд ответила: "Роза и фиалка".

"Расскажи мне, где пребывает семя человека?" - сказал лекарь. "В человеке, - ответила девушка, - есть жила, которая поит все другие жилы, и влага собирается из трехсот шестидесяти жил, а потом она входит в левое яичко красной кровью и варится от жара составов в человеке и превращается в жидкость, густую и белую с запахом пальмового цвета". - "Хорошо! сказал лекарь. - Расскажи мне теперь, какая птица испускает семя и имеет месячные". И девушка ответила: "Это нетопырь, то есть летучая мышь". "Расскажи мне, какое существо, когда заточено, живет, а когда вдохнет воздух, то умирает?" - "Это рыба". - "Расскажи мне, какая змея носит яйца?" - сказал лекарь. И девушка отвечала: "Это дракон".

И лекарь ослаб от множества вопросов и умолк, и тогда девушка сказала: "О повелитель правоверных, он спрашивал меня, пока не обессилел, а я задам ему один вопрос, и если он не ответит, возьму у него одежду, как мне дозволенную..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Четыреста пятьдесят четвертая ночь

Когда же настала четыреста пятьдесят четвертая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что девушка сказала повелителю правоверных: "Он спрашивал меня, пока не обессилел, а я задам ему один вопрос, и если он не ответит, возьму у него одежду, как мне дозволенную". И халиф молвил: "Спрашивай!"

"Что ты скажешь, - спросила девушка, - о вещи, похожей на землю своею округлостью, но ее позвонки и их местопребывание скрыты от глаз. Она мала по цене и по сану, у нее узкая грудь и горло, она в цепях, хотя и не беглая, и крепко связана, хотя и не воровка; ее ударили копьем, но не в битве, и ранили, но не в стычке; она ест один раз и пьет воду во множестве; иногда ее бьют без преступления и берут на службу без жалованья; она вместе после разлуки и смиренна не от низкопоклонства; она беременна, не имея в утробе ребенка, и наклоняется, но не ложится на бок; она пачкается и очищается, бывает ранена в спину и изменяется; она сходится без члена и бывает повержена, не опасаясь. Она дает отдых, и сама отдыхает, ее кусают, но она не кричит; она благороднее, чем собутыльник, и дальше адского кипятка, она покидает свою жену ночью и обнимает ее днем, а жилище ее - уголки в домах благородных".

И лекарь промолчал и ничего не ответил; он растерялся, не зная, что делать, у него изменился цвет лица, и он опустил голову на некоторое время, не говоря ничего. "О лекарь", - сказала девушка, - говори, а иначе я сниму с тебя одежду". И лекарь поднялся и воскликнул: "О повелитель правоверных, засвидетельствуй, что эта девушка более сведуща, чем я, во врачевании и в прочем, и у меня нет силы против нее!" И он снял бывшие на нем одежды и выбежал бегом. И тогда повелитель правоверных сказал девушке: "Изъясни нам то, что ты сказала!" И девушка молвила: "О повелитель правоверных, это - пуговица и петля".

А что касается до ее дел со звездочетом, то она сказала: "Кто из вас звездочет, пусть встанет!" И звездочет поднялся и сел перед нею, и, увидав его, девушка засмеялась и спросила: "Это ты звездочет, счетчик и писец?" - "Да", - отвечал звездочет. И девушка молвила: "Спрашивай о чем хочешь, а поддержка - от Аллаха".

"Расскажи мне, - молвил звездочет, - о солнце, его восходе и закате". И девушка сказала: "Знай, что солнце всходит из источника с одной стороны и заходит в источник с другой стороны. Источник восхода - это восточные деления, а источник захода - деления западные, а тех и других по сто восемьдесят делений. Сказал Аллах (велик он!): "Истинно, не поклянусь я владыкой востоков и западов!" И сказал он, великий: "Он тот, кто сделал солнце сиянием и луну светом и определил ей стояния, чтобы знали вы число лет и счисленье. Луна - султан ночи, а солнце - султан дня, они гоняются, настигая друг друга". Сказал Аллах великий; "Не подобает солнцу настигнуть луну, и ночь не опередит дня, каждый плывет в своей сфере". "Расскажи мне: когда приходит ночь, каков бывает день, и когда приходит день, какова бывает ночь?" - спросил звездочет. И девушка сказала: "Аллах вводит ночь в день и вводит день в ночь".

"Расскажи мне о стояниях луны", - сказал звездочет. И девушка молвила: "Стояний ее - двадцать восемь: аш-Шаратан, аль-Бутайн, ас-Сурейя, ад-Дабаран, аль-Хака, аль-Хана, аз-Зира, ан-Насра, ат-Тарф, аль-Джабха, аззубра, ас-Сарфа, аль-Авва, ас-Симак, аль-Гафр, аз-Забания, аль-Иклиль, аль-Кальб, аш-Шаула, ан-Нааим, альБальда, Сад-аз-Забих, Сад-Балу, Сад-ас-Сууд, Сад-альАхбия, аль-Фарг-аль-Мукаддам, аль-Фарг-аль-Муаххар и ар-Раша. Они расставлены по буквам Абджад, Хавваз до конца их, и в них глубокая тайна, которую знает только Аллах и тот, кто прочно утвердился в науке. Что же касается распределения их по двенадцати знакам Зодиака, то оно таково, что на каждый знак выпадает два стояния с третью. Аш-Шаратан, аль-Бутайн и треть ас-Сурейя приходятся на созвездие Овна; две трети ас-Сурейя с адДабараном и двумя третями аль-Хака - на Вола; треть аль-Хака с аль-Хана и аз-Зира - на Близнецов; анНасра, ат-Тарф и треть аль-Джабха - на Рака; две трети аль-Джабха, аз-Забра и две трети ас-Сарфа - на Льва; треть ас-Сарфа с аль-Авва и ас-Симаком - на Деву; альГафр, аз-Забания и треть аль-Иклиля - на Весы; две трети аль-Иклиля, аль-Кальб и две трети аш-Шаула - на Скорпиона; треть аш-Шаула, ан-Нааим и аль-Бальда - на Стрельца; Сад-аз-Забих, Сад-Балу и треть Сад-асСууд - на Козерога; две трети Сад-асСууда, Сад-аль-Ахбия и две трети альМукаддама - на Водолея; треть альМукаддама, аль-Муаххар и ар-Раша - на Рыб..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Четыреста пятьдесят пятая ночь

Когда же настала четыреста пятьдесят пятая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда невольница перечислила стояния и распределила их по знакам Зодиака, звездочет сказал ей: "Хорошо, расскажи мне теперь о движущихся звездах, об их свойствах, о пребывании их в созвездиях, о счастливых среди них и несчастливых и о том, где их стояния, возвышение и падение".

"Время собрания тесно, - ответила девушка, - но я все же расскажу тебе. Что касается звезд, то их семь: Солнце, Луна, Меркурий, Венера, Марс, Юпитер, Сатурн. Солнце - горячее, сухое, несчастливое в сочетании, счастливое в противоположении; оно остается в каждом созвездии тридцать дней. Луна - холодная, влажная, счастливая; остается в каждом созвездии два и дня с третью. Меркурий - смешанный, счастливый со счастливыми звездами, несчастливый с несчастливыми; остается в каждом созвездии семнадцать дней с половиной: Венера - равномерная, счастливая; остается в каждом созвездии из созвездий двадцать пять дней. Марс - несчастливый; остается в каждом созвездии десять месяцев. Юпитер - счастливый; остается в каждом созвездии год. Сатурн - холодный, сухой, несчастливый; остается в каждом созвездии тридцать месяцев. Дом солнца - в созвездии Льва, возвышение его - в созвездии Овна и падение - в созвездии Водолея. Дом луны - в созвездии Рака, возвышение ее - в созвездии Тельца, падение ее - в созвездии Скорпиона и ущерб ее - в созвездии Козерога. Дом Сатурна в Козероге и Водолее, возвышение его - в Весах, падение его - в созвездии Овна и ущерб его - в созвездии Рака и Льва. Дом Юпитера - в созвездиях Рыб и Стрельца, возвышение его - в созвездии Рака, падение его - в созвездии Козерога, а ущерб его - в созвездиях Близнецов и Льва. Дом Венеры - в созвездии Тельца, возвышение ее - в созвездии Рыб, падение ее в созвездии Весов и ущерб ее - в созвездии Овна и Скорпиона. Дом Меркурия - в созвездиях Близнецов и Девы; возвышение его - в созвездии Девы, падение его - в созвездии Рыб и ущерб его - в созвездии Тельца. Дом Марса - в созвездии Овна и Скорпиона, возвышение его - в созвездии Козерога, падение его - в созвездии Рака и ущерб его - в созвездии Весов".

И когда увидел звездочет остроту девушки, ее знание и красоту ее речей и понятливость, ему захотелось учинить с нею хитрость, чтобы пристыдить ее перед повелителем правоверных. "О девушка, - спросил он ее, нейдет ли в этом месяце дождь?"

И девушка опустила на некоторое время голову и долго размышляла, так что повелитель правоверных подумал, что она не в силах ответить звездочету. И звездочет сказал ей: "Почему ты не говоришь?" - "Я заговорю, ответила девушка, - только если повелитель правоверных позволит мне говорить". И повелитель правоверных рассмеялся и спросил: "А почему так?" И девушка ответила: "Я хочу, чтобы ты дал мне меч, и я отрублю звездочету голову, так как он - зиндик!" [467]

И повелитель правоверных засмеялся, и засмеялись те, кто был вокруг него, а девушка затем сказала: "О звездочет, есть пять вещей, которых не знает никто, кроме Аллаха великого". И она прочитала: "Поистине, у Аллаха знание последнего часа, и он низводит дождь, и знает он о том, что в утробах, и не знает душа, что стяжает она себе завтра, и не знает душа, в какой земле умрет; подлинно, Аллах всезнающ и пресведущ".

"Ты хорошо сказала! - воскликнул звездочет, - и, клянусь Аллахом, я хотел лишь испытать тебя!" - "Знай, - молвила девушка, - что у составителей календарей есть указания и приметы, относящиеся к звездам, смотря по тому, когда наступит год, и эти приметы испытаны людьми". - "А что это за приметы?" - спросил звездочет. И девушка сказала: "У каждого дня из дней есть звезда, которая им владеет. Если первый день года - воскресенье, то этот день принадлежит солнцу, и это указывает (а Аллах лучше знает!) на несправедливость царей, султанов и начальников, на обилие грязи и скудость дождя и на то, что будут люди в великом смятении, и злаки будут хороши, кроме чечевицы (она погибнет), и не удастся виноград, и вздорожает лен, и будет дешева пшеница с начала месяца Туба и до конца Бармахата. И умножатся сражения между царями, и увеличатся блага в этом году, а Аллах знает лучше".

"Расскажи мне о понедельнике", - молвил звездочет. И девушка сказала: "Понедельник - день луны, и указывает это на праведность властвующих делами и наместников и на то, что год будет обилен дождями и злаки будут хороши, и испортится льняное семя и будет дешева пшеница в месяце Кихак, и умножится моровая язва и падет половина животных - баранов и коз, и обилен будет виноград и скуден мед, и подешевеет хлопок, а Аллах лучше знает..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Четыреста пятьдесят шестая ночь

Когда же настала четыреста пятьдесят шестая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда девушка покончила с разъяснением понедельника, звездочет сказал ей: "Расскажи мне о вторнике!" - и девушка молвила: "Вторник-день Марса, и указывает это на смерть великих людей и многую гибель и кровопролитие и дороговизну злаков и малость дождей; рыбы будет мало (ее прибавится в некоторые дни и убавится в другие дни), и подешевеют мед и чечевица, и вздорожает в этот год льняное семя, и удастся в этот год ячмень в отличие от других злаков, и умножатся битвы меж царями, и будет смерть кровавой, и умножится падеж ослов, а Аллах знает лучше".

"Расскажи мне о среде!" - молвил звездочет. И девушка сказала: "Среда - день Меркурия, и указывает это на великое смятение, что случится среди людей, и на многочисленность врага, и что будут дожди равномерными, и испортится часть посевов, и умножится падеж скота и смерть детей, и увеличится убиение на море, и вздорожает пшеница, от месяца Бермуда до Мисра, и подешевеют остальные злаки, и умножатся гром и молния, и вздорожает мед, и много будет пальмового цвета, и изобильны окажутся лен и хлопок, и вздорожают хрен и лук, а Аллах знает лучше".

"Расскажи мне про четверг!" - молвил эвездочет. И девушка сказала: "Четверг - день Юпитера, и указывает это на справедливость везирей и праведность кадиев, факиров и людей веры. Добра будет много, и умножатся дожди, плоды, деревья и злаки, подешевеют лен, хлопок, мед и виноград и много будет рыбы, а Аллах знает лучше".

"Расскажи мне о пятнице!" - сказал звездочет. И девушка молвила: "Пятница - день Венеры, и указывает это на несправедливость вельмож из джиннов и на речи лжи и клеветы. Будет много росы, и наступит хорошая осень в странах, и будет дешевизна в одних краях преимущественно перед другими, и умножится порча на суше и на море, и поднимется в цене льняное семя, и вздорожает пшеница в Хатуре и подешевеет в Амшире, и станет дорог мед, и погибнут виноград и арбузы, а Аллах знает лучше".

"Расскажи мне о субботе!" - сказал звездочет. И девушка молвила: "Суббота - день Сатурна, и указывает это на предпочтение к рабам и румам и тем, в ком нет добра, в чьей близости нет блага; дороговизна и засуха будут велики, и много будет облаков, и умножится смерть среди сынов Адама, и горе будет жителям Египта и Сирии от притеснения султана, и не велико станет благосостояние от посевов, погибнут злаки, а Аллах знает лучше".

После этого звездочет умолк и опустил голову, а Таваддуд сказала: "О звездочет, я задам тебе один вопрос, и если ты мне не ответишь, я возьму у тебя твою одежду". - "Говори!" - сказал звездочет. И девушка спросила: "Где находится обиталище Сатурна?" - "На седьмом небе", - отвечал звездочет. "А Юпитера?" - "На шестом небе". - "А Марса?" - "На пятом небе". - "А солнца?" - "На четвертом небе". - "А Венеры?" - "На третьем небе". - "А Меркурия?" - "На втором небе". - "А луны?" - "На первом небе".

"Хорошо! - сказала девушка. - Осталось задать тебе еще один вопрос". - "Спрашивай!" - сказал звездочет, И девушка молвила: "Расскажи мне о звездах - на сколько частей они разделяются?" И звездочет промолчал и не произнес ответа, а девушка сказала: "Снимай с себя одежду", - и звездочет снял ее. И когда девушка взяла одежду, повелитель правоверных сказал ей: "Изъясни нам этот вопрос", - и Таваддуд молвила: "О повелитель правоверных, их три части: часть подвешена к ближнему небу, наподобие светильников, и она освещает землю; часть их мечут в дьяволов, когда они украдкой подслушивают (ведь сказал Аллах великий: "Мы украсили ближнее небо светильниками и сделали их снарядами для дьяволов"); а третья часть подвешена в воздухе, и она освещает моря и то, что есть в них".

"У нас остался один вопрос, - оказал звездочет, - и если она отвертит, я признаю ее преимущество". - "Говори!" - сказала девушка..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Четыреста пятьдесят седьмая ночь

Когда же настала четыреста пятьдесят седьмая ночь, она сказала: "Дошло до меся, о счастливый царь, что звездочет молвил: "Расскажи мне о четырех взаимно противоположных вещах, основанных на четырех вещах, взаимно противоположных". И девушка отвечала: "Это жар, холод, влажность и сухость. Аллах создал из жара огонь, природа которого жаркая, сухая: и создал он из сухости землю, природа которой холодная и сухая; и создал он из холодности воду, а природа ее холодная, влажная; и сотворил из влаги воздух, природа которого жаркая, влажная. Затем сотворил Аллах двенадцать башен: [468] Овна, Тельца, Близнецов, Рака, Льва, Деву, Весы, Скорпиона, Стрельца, Козерога, Водолея и Рыб, и создал их сообразно четырем стихиям: три огненные, три земные, три воздушные и три водяные: Овен, Лев и Стрелец - огненные. Телец, Дева и Козерог - земные Близнецы, Весы и Водолей - воздушные, Рак, Скорпион

И звездочет поднялся и воскликнул; "Засвидетельствуй, что она более сведуща, чем я!" - и ушел побежденный. И тогда повелитель правоверных сказал: "Где философ?" И поднялся о дня человек и выступил вперед и молвил: "Расскажи мне про Дахр, его название и дивя его, и про то, что о нем до вас дошло". - "Дахр, - сказала девушка, - это название, которым нарекаются часы ночи и дня, а они - мера течения солнца и луны по их оводам, как поведал Аллах великий, когда оказал он: "И знамение для них - ночь, с которой совлекается день, и вот они тогда во мраке, и солнце течет к обиталищу своему". Таково определение Аллаха, великого, мудрого".

"Расскажи мне про сына Адама, как доходит до него неверие?" - спросил философ. И девушка молвила: "Передают о посланнике Аллаха (да благословит его Аллах и да приветствует!), что он сказал: "Неверие течет в сыне Адама, как течет кровь в жилах, когда поносит он дольнюю жизнь, и судьбу, и ночь, и последний час". И сказал он (молитва над ним и привет!): "Пусть не поносят никто из вас судьбу: судьба - это Аллах, и пусть не поносит никто из вас дольнюю жизнь, чтобы не сказала она: "Да не поможет Аллах тому, кто меня хулит!" И пусть не поносит никто из вас час последний, ибо идет час, нет о нем сомнения. И пусть не поносит никто из вас землю, ибо она - чудо, по слову Аллаха (велик он!): "Из нее создали мы вас и в нее возвратим вас, и из нее изведем мы вас во второй раз".

"Расскажи мне о пяти созданиях, которые ели и пили, но не вышли из спины или брюха", - сказал философ, и девушка молвила: "Это Адам, Шимун, верблюдица Салиха, баран Исмаила и птица, которую увидал Абу-Бекр Правдивый в пещере".

"Расскажи мне о пяти созданиях в раю, которые не из людей, не из джиннов и не из ангелов", - сказал философ. И Таваддуд ответила: "Это волк Якуба, собака людей пещеры, осел аль-Узайра, верблюдица Саяиха я Дульдуль, мул пророка (да благословит его Аллах и да приветствует!"

"Расскажи мне, кто сотворил молитву не на земле и не на небе?" - сказал философ. И Таваддуд ответила: "Это Сулейман, когда он молился на своем ковре, летя по ветру".

"Расскажи мне, - сказал философ, - о человеке, который совершал утреннюю молитву и посмотрел на рабыню, и была она для него запретна; когда же наступил полдень, она сделалась ему дозволена; когда настало предзакатное время, она оказалась для него запретна, а когда наступил закат солнца, она стала ему дозволена; когда пришла ночь, она стала запретна, а когда настало утро, она сделалась для него дозволена". И девушка отвечала: "Это человек, который посмотрел утром на рабыню другого, и она была для него запретна. Когда наступил полдень, он ее купил, и рабыня стала для него дозволенной; к полуденной молитве он освободил рабыню, и она стала для него запретна, к закату солнца он женился на ней, и она стала для него дозволена; с наступлением ночи он развелся, и она стала для него запретна, а к утру он взял ее назад, и она стала ему дозволена".

"Расскажи мне про могилу, которая двигалась с тем, кто был в ней", сказал философ. И девушка ответила: "Это кит Юнуса, сына Маттая, когда он проглотил его".

"Расскажи мне о единой местности, над которой взошло солнце один раз и не взойдет над нею закатом до для воскресения", - сказал философ. И девушка молвила: "Это море, когда Муса ударил его своим жезлом; оно разделилось на двенадцать частей, по числу колея, и взошло над ним солнце, и не вернется оно к нему до дня воскресенья..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила позволденные речи.

Четыреста пятьдесят восьмая ночь

Когда же настала четыреста пятьдесят восьмая ночь, она оказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что философ сказал после этого девушке:

"Расскажи мне про первый подол, который волочился по лицу земли".

И Таваддуд молвила: "Это подол Агари, который она волочила от стыда перед Сарой, и стало это обычаем среди арабов".

"Расскажи мне о вещи, которая дышала, не имея в себе духа", - сказал философ. И девушка - молвила: "Вот слова Аллаха (велик он!): "И утром, когда оно дышит".

"Расскажи мне, - сказал философ, - о летящих голубях, которые приблизились к высокому дереву, и часть их села на дерево, а часть - диод дерево. И оказали голуби, бывшие на дереве, тем, которые были под деревом: "Если поднимется один из вас, вас будет одна треть того, сколько нас всех, а если спустится один из нас, нас будет числом столько, сколько вас". И девушка отвечала: "Голубей было всего двенадцать: на дерево из них село семь, а под дерево - пять, и если один поднимется, тех, которые наверху, будет дважды столько, сколько тех, что внизу; а если бы один спустился, нижних было бы ровно столько, сколько верхних, а Аллах знает лучше". И философ снял с себя одежды и вышел, убегая.

Что же касается истории Таваддуд с ан-Наззамом,

«Рассказ о шестом путешествии»

Знайте, о братья, любимые и друзья, - сказал он, - что, вернувшись из пятого путешествия, я забыл обо всем, что испытал, радуясь, веселясь, развлекаясь и наслаждаясь, и жил в крайнем счастье и радости.

И я продолжал жить таким образом. И вот в один из дней я сидел очень довольный, радостный и веселый, и вдруг прошла мимо меня толпа купцов, на которых были видны следы путешествия. И вспомнил я тогда день возвращения из путешествия и мою радость при встрече с родными, друзьями и любимыми и радость при вступлении в мою страну, и захотелось моей душе попутешествовать и поторговать.

И я решил отправиться в путешествие и купил себе прекрасных и роскошных товаров, пригодных для моря, и, погрузив свои тюки, выехал из Багдада в город Басру.

И я увидел большой корабль, на котором были купцы и вельможи с прекрасными товарами, и сложил свои тюки вместе с ихними на этот корабль, и мы благополучно выехали из города Басры..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Ночь, дополняющая до пятисот шестидесяти

Когда же настала ночь, дополняющая до пятисот шестидесяти, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что Синдбадмореход приготовил свои тюки и сложил их на корабль в городе Басре и уехал. "И мы путешествовали из места в место и из города в город, - говорил Синдбад, - и продавали и покупали и смотрели на чужие страны, и счастье в путешествии благоприятствовало нам, и мы добывали себе средства к жизни.

И однажды мы ехали, и вдруг капитан корабля стал вопить и кричать, и сбросил с себя тюрбан, и принялся бить себя по лицу, и выщипал себе бороду, и упал в трюм корабля от сильного горя и огорчения. И вокруг него собрались все купцы и путники и спросили его: "О капитан, в чем дело?" И он ответил им: "Знайте, о люди, что наш корабль сбился с пути и мы вышли из моря, в котором были, и вошли в море, где мы не знаем дороги, и если Аллах не пошлет нам чего-нибудь, что нас освободит из этого моря, мы все погибнем. Молитесь же Аллаху великому, чтобы он освободил нас из этих обстоятельств!" Потом капитан поднялся на ноги и влез на мачту и хотел распустить паруса, и ветер усилился и повернул корабль кормой вперед, и руль сломался близ высокой горы.

И капитан спустился с мачты и воскликнул: "Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого, и никто не может отразить предопределенное! Клянусь Аллахом, мы впали в великую беду, и не осталось для нас спасения и вызволения!"

И все путники стали себя оплакивать и прощаться друг с другом, так как их жизнь окончилась и надежды их прекратились. И корабль свернул к этой горе и разбился, и доски его разбросало, и все, что было на корабле, потонуло, а купцы упали в море, и некоторые из них утонули, а другие схватились за гору и вышли на нее. И я был в числе тех, кто вышел на гору, и я увидел, что она находится на большом острове, близ которого много разбитых кораблей, и на острове, у берега моря, много всяких богатств, выброшенных морем с разбившихся кораблей, ехавшие на которых потонули, и было там много вещей и имущества, выброшенного морем на берег острова и ошеломлявшего ум и рассудок.

И я вышел на этот остров и стал ходить по нему и увидел посреди него ручей с пресной водой, который вытекал из-под ближнего склона горы и исчезал в конце ее, на другой стороне; и все путники вышли на эту гору и на остров и разошлись по нему, и разум их был ошеломлен, и стали они точно одержимые из-за множества вещей, которые они увидали на острове, на берегу моря.

И я увидел посреди этого ручья множество разных драгоценных камней, металлов, яхонтов и больших царственных жемчужин, и они лежали, как камешки в русле ручья, бежавшего посреди рощи, и все дно ручья сверкало из-за множества металлов и других драгоценностей.

И увидели мы на этом острове много наилучшего китайского и камарского алоэ, и бил на острове полноводный ключ из особого вида амбры, которая из-за сильного жара солнца текла, как воск, по берегам ручья и разливалась по берегу моря.

И выходили из моря звери и глотали ее и погружались с нею в море; и амбра согревалась у них в брюхе, а потом они извергали ее изо рта в море, и амбра застывала на поверхности воды, и ее цвет и вид изменялись.

И волны выбрасывали ее на берег моря и путешественники и купцы, которые знали, что такое амбра, собирали ее и продавали. Что же касается чистой, непроглоченной амбры, то она течет по берегам этого ручья и застывает на дне его, а когда восходит солнце, она начинает течь и оставляет после себя по всей долине запах, как от мускуса. Когда же солнце уходит, амбра застывает. И к этому месту, в котором находится сырая амбра, никто не может подойти и не в состоянии туда пробраться, так как горы окружают этот остров, и никто не в состоянии на них взойти.

И мы ходили по этому острову, глядя на то, что создал на нем Аллах великий из богатств, и не знали мы, что думать о нашем деле и о том, что мы видели, и испытывали мы великий страх.

Мы собрали на берегу острова немного пищи и стали копить ее и есть каждый день один раз или два, боясь, что пятна у нас кончится и мы помрем в тоске от сильного голода и страха. А всякого из нас, кто умирал, мы обмывали и завертывали в одежды или ткани, которые море выбрасывало на берег острова, и из нас умерло множество людей, и осталась в живых только маленькая горсточка. Мы ослабли от боли в животе из-за морской воды, и когда мы прожили так еще немного времени, все мои товарищи и друзья умерли один за другим, и всякого, кто умирал, мы хоронили. И, наконец, я оказался один на этом острове, и пищи осталось со мной немного, после того как ее было много; и я стал плакать о самом себе и воскликнул: "О, если бы я умер раньше моих товарищей и они обмыли бы меня и похоронили! Нет мощи и силы кроме как у Аллаха, высокого, великого!.."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Пятьсот шестьдесят первая ночь

Когда же настала пятьсот шестьдесят первая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что Синдбад-мореход похоронил всех своих товарищей и остался на острове один.

"И я провел так еще недолгое время, - говорил он, - а потом я встал и выкопал себе глубокую яму на берегу острова и подумал про себя: "Когда я ослабну и буду знать, что ко мне пришла смерть, я лягу в эту могилу и умру в ней, и ветер будет наносить на меня песок и закроет меня, и окажусь я погребенным в могиле". И я стал упрекать себя за малый разум и за то, что я вышел из моей страны и моего города и поехал в чужие страны после того, что я перенес в первый, второй, третий, четвертый и пятый раз, и не было путешествия, в котором бы я не испытывал ужасов и бедствий тягостней и тяжелее ужасов, бывших раньше.

И я не верил, что спасусь и останусь цел, и каялся в том, что путешествовал по морю, и снова это делал; я ведь не нуждался в деньгах и имел их много, и то, что было у меня, я не мог бы извести или истратить даже наполовину во всю оставшуюся мне жизнь, - того, что было у меня, мне бы хватило с излишком.

И я подумал про себя и сказал: "Клянусь Аллахом, у этой реки должны быть начало и конец, и на ней обязательно должно быть место, через которое можно выйти в населенную страну. Правильное решение будет, если я сделаю себе маленькую лодку такого размера, чтобы я мог сесть в нее, и я пойду и спущу ее на реку и поплыву, и если я найду себе освобождение, то буду свободен и спасусь, по изволению Аллаха великого, а если я не найду себе освобождения, то лучше мне умереть на этой реке, чем здесь".

И я стал горевать о самом себе; а затем я поднялся на ноги и пошел собирать на острове бревна и сучья китайского и камарского алоэ и связывал их на берегу моря веревками с кораблей, которые разбились. Я принес одинаковые доски из корабельных досок, и наложил их на эти бревна, и сделал лодку шириной в ширину реки, или меньше ее ширины, и хорошо и крепко связал их.

И я захватил с собой благородных металлов, драгоценных камней, богатств и больших жемчужин, лежавших как камешки, и прочего из того, что было на острове, а также взял сырой амбры, чистой и хорошей, сложил все это в лодку и сложил туда все, что я собрал на острове, и еще захватил всю оставшуюся пищу, а затем я спустил эту лодку на реку и положил по обеим сторонам ее две палки вроде весел и сделал так, как сказал кто-то из поэтов:

Покинь же место, где царит стесненье,

И плачет пусть дом о том, кто его построил.

Ведь землю можешь ты найти другую,

Но не найдешь другой души вовеки.

Случайностями дней не огорчайся:

Придет конец ведь всякому несчастью.

Кто должен умереть в талом-то месте,

Тот умереть в другой земле не может,

Не посылай гонца ты с важным делом

Сама всегда себе душа советчик.

И я поехал на этой лодке по реке, раздумывая о том, к чему приведет мое дело, и все ехал, не останавливаясь, к тому месту под горой, в которое втекала река. И я ввел лодку в этот проход и оказался под горой в глубоком мраке, и лодка уносила меня по течению в теснину под горой, где бока лодки стали тереться о берега реки, а я ударялся головой о своды ущелья и не мог возвратиться назад. И я стал упрекать себя за то, что я сам с собою сделал, и подумал: "Если это место станет слишком узким для лодки, она едва ли из него выйдет, а вернуться назад нельзя, и я, несомненно, погибну здесь в тоске".

И я лег в лодке лицом вниз - так было мне на реке тесно - и продолжал двигаться, не отличая ночи ото дня из-за темноты, окружавшей меня под горой, и страха и опасения погибнуть. И я продолжал ехать по этой реке, которая то расширялась, то сужалась, и мрак сильно утомил меня, и меня взяла дремота от сильного огорчения.

И я заснул, лежа лицом вниз в лодке, и она продолжала меня везти, пока я спал (не знаю, долго или недолго); а затем я проснулся и увидел вокруг себя свет. И тогда я открыл глаза и увидел обширную местность, и моя лодка была привязана к берегу острова, и вокруг меня стояла толпа индийцев и абиссинцев. И, увидав, что я поднялся, они подошли и заговорили со мной на своем языке, но я не понимал, что они говорят, и думал, что это сновидение и все это во сне, - так велики были моя тоска и огорчение.

И когда они со мной заговорили, я не понял их речи и ничего не ответил им; тогда ко мне подошел один человек и сказал мне на арабском языке: "Мир вам, о брат наш! Кто ты будешь, откуда ты пришел и какова причина твоего прибытия в это место? Где ты вошел в эти воды и что за страна позади этой горы? Мы знаем, что никто не может пройти оттуда к нам". - "А кто вы будете и что это за земля?" - спросил я. И человек сказал мне: "О брат мой, мы владельцы посевов и рощ и пришли поливать наши рощи и посевы, и увидели, что ты спишь в лодке, и поймали ее и привязали у нас, ожидая, пока ты спокойно проснешься. Расскажи нам, какова причина твоего прибытия в это место".

"Заклинаю тебя Аллахом, о господин, - сказал я ему, - принеси мне какой-нибудь еды - я голоден, а потом спрашивай меня, о чем хочешь". И он поспешно принес мне еды, и я ел, пока не насытился и отдохнул, и мой страх успокоился, и я стал очень сыт, и дух мой вернулся ко мне.

И я произнес: "Слава Аллаху во всяком положении!" - и обрадовался тому, что вышел из реки и прибыл к этим людям, и рассказал им обо всем, что со мной случилось, с начала до конца, и о том, что я испытал на этой узкой реке..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Пятьсот шестьдесят вторая ночь

Когда же настала пятьсот шестьдесят вторая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что Синдбад-мореход вышел из лодки на берег острова и увидал там множество индийцев и абиссинцев. И он отдохнул от усталости, и люди попросили его рассказать свою историю, а затем эти люди заговорили друг с другом и сказали: "Непременно возьмем его с собой и покажем его нашему царю, - пусть он расскажет обо всем, что с ним случилось".

"И они взяли меня с собой и повели вместе со мной мою лодку со всеми деньгами, богатствами, драгоценными камнями, благородными металлами и украшениями, которые в ней были, - говорил Синдбад, - и ввели меня к своему царю и рассказали ему о том, что случилось! И царь приветствовал меня и сказал мне: "Добро пожаловать!" - и спросил меня о моем положении и о случившихся со мной делах. И я рассказал ему обо всех делах, которые со мной произошли, и о том, что мне повстречалось, с начала до конца, и царь до крайности удивился этому рассказу и поздравил меня со спасением. И потом я пошел и вынес из лодки много металлов, драгоценных камней, алоэ и сырой амбры и подарил это царю, и тот принял от меня этот подарок и оказал мне великое уважение. Он поселил меня у себя, и я завел дружбу с лучшими людьми, и они возвеличили меня великим возвеличением, и я не покидал царского дворца. И люди, приходившие на этот остров, спрашивали меня о делах моей страны, и я рассказывал им о них и тоже расспрашивал о делах их страны, и они мне рассказывали. И однажды их царь спросил меня о положении моей страны и о правлении халифа в стране, где город Багдад, и я рассказал ему о его справедливости и законах, и царь удивился делам его и сказал: "Клянусь Аллахом, деяния халифа разумны и поведение его угодно Аллаху! Ты внушил мне любовь к нему, и я хочу приготовить для него подарок и послать его с тобой". - "Слушаю и повинуюсь, о владыка наш!

Я доставлю к нему подарок и расскажу ему, что ты искренне его любишь", - ответил я. И я водворился у этого царя, живя в крайнем величии и уважении и ведя прекрасную жизнь в течение некоторого времени.

И однажды я сидел в царском дворце и услышал, что некие люди в городе снаряжают корабль и собираются плыть на нем в сторону города Басры.

"Ничто для меня так не подходит, как путешествие с этими людьми!" сказал я себе и поспешно, в тот же час и минуту, поцеловал у царя руку и осведомил его о том, что желаю уехать с этими людьми на корабле, который они снарядили, так как я стосковался по моим родным и моей стране.

"Решение принадлежит тебе, - сказал царь, - а если ты хочешь остаться у нас, пусть будет так; нам досталась из-за тебя радость". - "Клянусь Аллахом, о господин мой, - отвечал я, - ты залил меня твоими милостями и благодеяниями, но я стосковался по родным, стране и семье". И царь, услышав мои слова, призвал купцов, которые снарядили корабль, и поручил им обо мне заботиться. Он сделал мне много подарков и отдал вместо меня плату за корабль и послал со мной большой подарок халифу Харуну ар-Рашиду в городе Багдаде; и затем я простился с царем и со всеми моими друзьями, которых я посещал, и сел на корабль с купцами, и мы поехали.

И ветер в путешествии был хорош, и мы уповали на Аллаха (слава ему и величие!) и ехали из моря в море и от острова к острову, пока благополучно не прибыли, по изволению Аллаха великого, в город Басру. И я сошел с корабля и оставался на земле Басры в течение дней и ночей, пока не собрался, а потом я погрузил свои тюки и отправился в город Багдад, обитель мира.

И я вошел к халифу Харуну ар-Рашиду и поднес ему этот подарок и рассказал ему обо всем, что со мной случилось, а потом я сложил все мои богатства и вещи в кладовые и пошел в свой квартал; и пришли ко мне мои родные и друзья, и я роздал всем родным подарки и начал подавать милостыню и дарить.

А через некоторое время халиф прислал за мной и стал меня спрашивать, что за причина этому подарку и откуда он. И я сказал: "О повелитель правоверных, клянусь Аллахом, я не знаю ни названия того города, откуда этот подарок, ни дороги в него, но когда потонул корабль, на котором я был, я вышел на остров и сделал себе лодку и спустился в ней по реке, протекавшей посреди острова".

И я рассказал халифу о том, что со мной случилось в это путешествие, и как я вырвался из этой реки и попал в город, и поведал о том, что со мной там было и почему меня прислали с подарком; и халиф удивился этому до крайней степени и приказал летописцам записать мой рассказ и положить его в казну, чтобы извлек из него назидание всякий, кто увидит его.

А затем он оказал мне великое уважение, и я оставался в городе Багдаде, живя там, как в первые времена, и забыл обо всем, что со мной случилось и что я испытал, с начала и до конца.

И я жил сладостнейшей жизнью, веселясь и развлекаясь. И вот что было со мной в шестом путешествии, о братья. Если захочет Аллах великий, я расскажу вам завтра о седьмом путешествии; оно диковиннее и удивительнее, чем все предыдущие". И затем Синдбад велел расставлять столы, и все поужинали у него, и он приказал выдать Синдбаду-носильщику сто мискалей золота; и тот взял их и ушел своей дорогой, и все собравшиеся тоже ушли, удивляясь до крайней степени..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Пятьсот шестьдесят третья ночь

Когда же настала пятьсот шестьдесят третья ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что Синдбад-мореход рассказал о шестом путешествии, и все ушли своей дорогой. А Синдбад-носильщик провел ночь в своем жилище и затем совершил утреннюю молитву и пришел в дом Синдбада-морехода, и явились остальные гости; а когда все собрались, Синдбад-мореход начал речь о седьмом путешествии и сказал:

«Рассказ о ювелире и трех незнакомцах»

Рассказывают также, что у одного человека было много денег, но они у него пропали и он не имел ничего. И жена его посоветовала ему пойти к кому-нибудь из его друзей, чтобы исправить свое положение. И он пошел к одному своему другу и упомянул ему о своей нужде, и тот одолжил ему пятьсот динаров, чтобы он открыл торговлю на них. А этот человек по началу стал ювелиром, и он взял золото и отправился на рынок драгоценностей и открыл лавку, чтобы продавать и покупать. И когда он сел в своей лавке, к нему пришли три человека и спросили его про отца, и он упомянул об его кончине, и тогда эти люди спросили его: "Оставил ли он какое-нибудь потомство?" - "Он оставил раба, который перед вами", - ответил ювелир, и пришедшие сказали: "А кто знает, что ты его сын?" - "Люди на рынке", - ответил ювелир. "Собери их, чтобы они засвидетельствовали, что ты его сын", - сказали пришедшие. И ювелир собрал людей, и они засвидетельствовали это. И тогда те три человека вынули мешок, в котором было около тридцати тысяч динаров и дорогие камни и ценные металлы, и сказали: "Это было нам поручено твоим отцом". И затем они ушли. А к ювелиру пришла женщина и потребовала у него некоторые из этих камней стоимостью в пятьсот динаров и купила их у него за три тысячи динаров. И ювелир продал ей камни. А затем он поднялся и, взяв пятьсот динаров, которые оп занял у своего друга, отнес их ему, и сказал: "Возьми пятьсот динаров, которые я у тебя занял, - Аллах помог мне и облегчил мое положение". Но его друг отвечал: "Я дал их тебе и выложил их ради Аллаха. Возьми эту бумажку и не читай ее раньше, чем будешь в своем доме, и поступай так, как в ней сказано".

И ювелир взял деньги и бумажку и ушел к себе домой, а развернув бумажку, он увидел, что в ней написаны такие стихи:

Мужи, что пришли к тебе сначала, - родные мне:

Отец его, брат и Салих, дядя мой, сын мой.

И то, что за деньги продал ты моей матери,

И деньги и камни - все пришло от меня к тебе.

И этим я не хотел тебе унижения,

Хотел лишь вознаградить тебя за смущение.

«Третий рассказ невольницы»

Дошло до меня, о царь, что у одного царя из ушедших царей был сын, и не было у него других детей. И когда достиг этот ребенок зрелости, отел женил его на дочери другого царя, и это была девушка, обладавшая красотой и прелестью. А у нее был двоюродный брат, который сватал ее, но она не соглашалась выйти за него замуж. И когда он узнал, что царевна вышла замуж за другого, его взяла ревность. И двоюродный брат девушки решил послать подарки везирю того царя, который женил на этой девушке своего брата. И он послал везирю великие подарки и передал ему много денег и попросил его ухитриться заманить царевича в какую-нибудь ловушку, которая будет причиной его гибели. И он послал сказать везирю: "О везирь, я так ревную дочь моего дяди, что это побудило меня на подобное дело!" И когда подарки прибыли к везирю, тот послал сказать юноше: "Успокой свою душу и прохлади глаза: ты получишь от меня все, что ты желаешь".

А царь, отец девушки, прислал за царевичем, прося его прибыть в его страну, чтобы войти к его дочери. И когда письмо прибыло к царевичу, его отец позволил ему отправиться и послал с ним того везиря, к которому пришли подарки, и отослал с ним тысячу всадников и подарки, и носилки, и шатры, и палатки. И везирь поехал с царевичем, затаив желание подстроить ему ловушку, и задумал он в сердце против него зло. И когда оказались они в пустыне, везирь вспомнил, что там в горах есть ручей с текучей водой, называемый Блестящим, и что всякий, кто попьет из него, если это мужчина, обратится в женщину. И когда везирь вспомнил об этом, он приказал воинам спешиться поблизости от этого ручья, а сам сел на коня и сказал царевичу: "Не хочешь ли ты отправиться со мной и посмотреть на ручей с водой в этом месте?"

И царевич сел на коня и поехал с везирем своего отца, а больше с ним тихого не было. И они ехали до тех пор, пока не достигли этого ручья, и царевич сошел с коня и вымыл руки и напился из ручья, и вдруг он сделался женщиной! И, узнав об этом, он стал кричать и плакать, так что лишился сознания. И везирь подошел к нему и стал ему соболезновать в том, что его поразило, и говорить ему: "Что тебя поразило?" И мальчик рассказал ему, и когда везирь услышал его слова, он стал горевать и плакать. "Да защитит тебя Аллах великий от такого дела! Как постигло тебя подобное бедствие и поразило тебя столь великое несчастье, когда мы ехали, радуясь, что ты войдешь к дочери царя! - воскликнул везирь. - Теперь я не знаю, отправляться ли нам к ней, шли нет, и решение принадлежит тебе. Что же ты мне прикажешь?" - "Возвращайся к моему отцу, - сказал юноша, и расскажи ему, что со мной случилось; я не двинусь отсюда, пока не уйдет от меня это дело, или умру в печали".

И царевич написал своему отцу письмо, осведомляя его о том, что с ним случилось, и везирь взял письмо и отправился назад, в город царя, оставив солдат и юношу и с ним войска, которые его сопровождали, и втайне он радовался тому, что сделалось с царевичем. И везирь вошел к царю и осведомил его о случае с его сыном и передал ему его письмо, и царь опечалился о своем сыне великой печалью. А затем он послал к мудрецам и людям, знающим тайны, чтобы они разъяснили ему дело, которое случилось с его сыном, но ни один из них не дал ему ответа.

А везирь послал к двоюродному брату девушки с радостной вестью о том, что случилось с царевичем. И когда письмо прибыло к нему, тот юноша сильно обрадовался и ему захотелось жениться на дочери своего дяди, и он послал везирю великие подарки и большие деньги и поблагодарил его великой благодарностью.

Что же касается царевича, то он оставался у этого ручья три дня с ночами и не ел и не пил, и положился оп в том, что с ним случилось, на Аллаха (слава ему и величие!), уповающий на которого не обманется. И когда наступила четвертая ночь, вдруг появился перед ним всадник с вендом на голове, имевший вид царского сына, и этот всадник спросил царевича: "Кто привел тебя сюда, о юноша!" И юноша осведомил его о том, что его поразило, и рассказал ему, что он ехал к своей жене, чтобы войти к ней, и сообщил ему также, что везирь привел его к ручью с водой, и он напился из него, и случилось с ним то, что случилось. И пока юноша рассказывал, его вое время одолевал плач, и он начинал плакать.

И когда всадник услышал его слова, он пожалел его и оказал: "Это везирь твоего отца вверг тебя в такую беду, так как про этот ручей не знает из людей никто, кроме одного мужчины". А затем всадник велел ему сесть на коня, и юноша сел, и всадник сказал ему: "Поедем со мной в мое жилище, ты будешь у меня гостем сегодня вечером". - "Окажи мне, кто ты, чтобы я поехал с тобою", - сказал юноша. И всадник ответил: "Я - сын царя джиннов, а ты - сын царя людей; успокой же душу и прохлади глаза тем, что прекратит твою заботу и горе: это для меня дело ничтожное".

И юноша отправился с ним в начале дня и пренебрег своими воинами и солдатами и ехал с ним до полуночи, и тогда сын царя джиннов спросил его: "Знаешь ли ты, сколько мы проехали за это время?" - "Не знаю", ответил юноша. И сын царя джиннов оказал ему: "Мы проехали расстояние в год пути для спешащего путешественника". И царевич удивился этому и спросил: "Что мне делать и как вернуться к моей семье?" И всадник ответил:

"Это не твое дело, а мое дело, и когда ты исцелишься от твоей болезни, ты возвратишься к твоей семье быстрее, чем в мгновение ока, и это для меня дело ничтожное".

И юноша, услышав от джинна эти слова, взлетел от радости и подумал, что это - пучки сновидений. "Слава всевластному за то, что он делает несчастното счастливым!" - воскликнул он, сильно обрадовавшись..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Пятьсот восемьдесят третья ночь

Когда же настала пятьсот восемьдесят третья ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что царь джиннов сказал сыну царя людей: "Когда ты исцелишься от твоей болезни, ты вернешься к твоей семье быстрее, чем в мгновение ока". И царевич обрадовался этому. И они ехали до тех пор, пока не настало утро. И вдруг увидели землю, покрытую зеленью и цветущую, с высокими деревьями, поющими птицами, прекрасными садами и великолепными дворцами. И сын царя джиннов сошел с коня и приказал юноше спешиться и, взяв его за руку, вошел с ним в один из этих дворцов, и царевич увидал высокую власть и сан и могущество. И он провел у сына царя джиннов этот день за едой и питьем. А когда настала ночь, сын царя джиннов поднялся и сея на своего коня, и сын царя людей тоже сел с ним, и они выехали под покровом ночи, ускоряя ход, и ехали, пока не наступило утро.

И вдруг они оказались в черной земле, не населенной, полной скал и черных камней, подобной куску геенны, и сын царя людей спросил: "Как называется эта земля?"

И джинн ответил: "Она называется земля Черная, и принадлежит она царю из царей джиннов, по имени Двукрылый, на которого не может напасть никто из царей, и ни один из них не вступят в нее без его дозволения. Постой же на месте, пока мы не спросим у него позволения". И юноша остановился, я джинн скрылся на минуту и вернулся к нему. И они поехали, и ехали до тех пор, пока не достигли ручья с водой, вытекавшего из черных гор. "Сходи!" - сказал джинн юноше, и юноша сошел с коня. И тогда джинн сказал ему: "Напейся из этого ручья". И юноша напился я в тот же час и минуту снова стал мужчиной, как раньше, по могуществу Аллаха великого.

И юноша обрадовался сильной радостью, больше которой не бывает, и спросил джинна: "О брат мой, как называется этот ручей?" - "Он называется ручьем Женщин, - ответил джинн, - и всякая женщина, которая из него выпьет, сделается мужчиной. Воздай же хвалу Аллаху великому, поблагодари его за выздоровление и садись на коня". И царевич пал ниц, благодаря Аллаха великого, и они сели на коней и ехали, ускоряя ход, остаток дня, пока не возвратились в землю джиннов. И юноша провел у него ночь в приятнейшей жизни, и они ели и пили, пока не пришла другая ночь.

И затем сын царя джиннов сказал ему "Хочешь ли ты вернуться к своей семье сегодня ночью?" - "Да, я хочу этого, так так это мне нужно", - ответил царевич. И тоща сын царя джиннов позвал одного из рабов своего отца, по имени Раджив, и сказал ему: "Возьми от меня этого юношу, посади его на плечо и не дай наступить утру раньше, чем он будет подле своего тестя и своей жены". - "Слушаю и повинуюсь, с любовью и удовольствием!" - ответил раб. А потом он скрылся на минуту и вернулся в образе ифрита, и когда юноша увидел его, его ум улетел, и он был ошеломлен. "С тобой не будет беды! - сказал ему сын царя джиннов, - садись на коня и взойди на нем к нему на плечо". - "Нет, я сяду, а коня оставлю у тебя", - ответил юноша. А потом он сошел с коня и сел рабу на плечо, и сын царя джиннов сказал ему. "Зажмурь глаза!" И он зажмурил глаза, и раб полетел с ним между небом и землей, и летел не переставая, а юноша не помнил себя, и не прошла последняя треть ночи, как юноша оказался над дворцом своего тестя. И когда он спустился на крышу дворца, ифрит оказал ему: "Сходи!" - и он сошел. И ифрит молвил: "Открой глаза: вот дворец твоего тестя и его дочери".

И затем он оставил его и удалился, и когда засиял день и страх юноши утих, он спустился с крыши дворца. И, увидев юношу сходящим с крыши, его тесть поднялся навстречу, дивясь, что увидел его на крыше дворца. "Мы видели, что люди входят в двери, а ты спускаешься с неба", - сказал он ему. И царевич ответил: "Было так, как захотел Аллах, слава ему и величие!" И царь удивился этому и обрадовался спасению царевича, а когда взошло солнце, тесть царевича приказал своему везирю устроить великое пиршество, и тот устроил пиршество, и свадьбу справили как следует. А потом царевич вошел к своей жене и провел у нее два месяца, и затем он уехал в город своего отца.

Что же касается двоюродного брата девушки, то он погиб от ревности и ярости, когда вошел к ней сын царя. И Аллах (слава ему и величие!) помог царевичу против него и против везиря его отца. И он прибыл к своему отцу с женой в наилучшем состоящий и полном счастье, и отец встретил его со своими воинами и везирями. И я прошу Аллаха великого, чтобы он дал тебе победу над твоими везирями, о царь, и прошу тебя взять за меня должное за твоего сына".

И царь, услышав это от невольницы, приказал убить своего сына..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Пятьсот восемьдесят четвертая ночь

Когда же настала пятьсот восемьдесят четвертая ночь, она оказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда рабыня рассказала это царю и сказала ему; "Прошу тебя взять за меня должное с твоего сына", - он приказал убить его.

А было это в день четвертый, и вошел ж царю четвертый везирь и поцеловал землю меж его руками и сказал: "Да укрепит Аллах царя и да поддержит его! О царь, помедли в том деле, на которое ты решился, ибо разумный не делает дела, не посмотрев, каковы его последствия, и говорит сказавший поговорку" "Кто не обдумывает последствий, тому судьба - не друг". Дошел до меня, о царь, рассказ о кознях женщин. "А что до тебя дошло?" спросил царь, и везирь ответил:

«Рассказ об аль-Мутеваккиле и ибн Хакане»

Рассказывают также, что аль-Мутеваккиль выпил лекарство, и люди стали подносить ему диковинные подарки и всякие приношения, и аль-Фатх ибн Хакап подарил ему невинную невольницу высокогрудую из числа прекраснейших женщин своего племени и прислал вместе с нею хрустальный сосуд с красным питьем и красную чашку, на которой были написаны чернью такие стихи:

Как кончит имам целебное пить лекарство,

Что хворь приведет к здоровью и исцелению,

Лекарством лучшим будет ему выпить

Из этой чаши этой винной влаги,

И сломит пусть печать ему отданной,

Оно полезно будет вслед лекарству.

А когда невольница вошла с тем, что было с нею, к халифу, у того находился Юханна, врач [431]. Увидав эти стихи, врач улыбнулся и сказал: "Клянусь Аллахом, о повелитель правоверных, поистине, аль-Фатх лучше меня знает искусство врачевания! Пусть же не ослушается его повелитель правоверных я том, что ев ему провисал".

И халиф согласился с мнением врача, и употребил это лекарство, как того требовало содержание стихов, и исцелил его Аллах и оправдал ее надежду.